— Да говори, того этого, толком, где скиснет-то?
— Если не успеем, нам ничего не достанется! Да можешь ты, черт, быстрее двигаться?!
Последний невнятный довод, кажется, его убедил, и он пошел чуть скорее. Потом вдруг остановился.
— А почему у тебя, того этого, кафтан порватый?
— В драку попал. Иди быстрей, ирод, а то меня в полицию заберут!
Он прошел несколько шагов, обдумывая мое сообщение, и опять встал как вкопанный.
Иди быстрей, ирод, а то меня в полицию заберут!
Он прошел несколько шагов, обдумывая мое сообщение, и опять встал как вкопанный.
— За что?
— За драку!
— А почему у тебя на голове шляпы нет?
— Потерял, — зло ответил я этому любознательному типу, наконец, затаскивая его за угол.
— Надо же, а чего ты дрался?
— Жизнь заставила, — ответил я, радуясь, что мы хоть так, медленно, отходим от опасного места.
— А почему ты сказал, что водка прокиснет? — удивленно спросил Евпатий, пытаясь опять остановиться.
— Потому, что кончается на «у».
— А, — принял он ответ. — А я в трактир шел.
— Туда сейчас нельзя, там драка была, — терпеливо объяснял я, из последних сил таща его за собой.
— Так пошли, поглядим! — дернулся он назад.
— Ты выпить хочешь?
— А то!
— Вот и иди туда, где тебе нальют!
— Так что же ты сразу толком не сказал! А то, того этого, говоришь — понять нельзя. Мы, как по печной части, так нам нужно толком говорить, а не того этого! Пойми его! — продолжал он ворчать, убыстряя шаг. — Так взаправду нальют?
— Сначала зайдем к портному, купим мне новый кафтан, а потом пойдем пить.
— А чего это он у тебя такой порватый? — начал истопник допрашивать меня по второму разу.
— Упал, споткнулся, гипс, — ответил я, окончательно выведенный из терпения.
— Так бы сразу и сказал, — наконец понял он. — А то, говоришь, говоришь чего-то, — а понять невозможно.
— Пошли, вот портняжная мастерская, — прервал я его содержательный монолог.
— Так зачем тебе новый кафтан? Давай этот зашьем, а деньги лучше прогуляем!
— У меня и на кафтан, и на гулянку хватит, — пообещал я, втаскивая этот тормоз в подворотню, над которой была прибита вывеска с нарисованной жилеткой.
Глава пятнадцатая
Портной, пухлый голубоглазый немец по фамилии Штиль, встретил нашу непрезентабельную парочку без особого восторга. Мне даже показалось, что он вообще не хочет пускать нас в свою чистенькую мастерскую.
— Господа, господа, — залопотал он, отступая от нашего натиска в глубь помещения, — мы не есть работать!
— Ага, у вас сегодня санитарный день, — риторически заметил я.
— Я ни в чем не иметь вам помочь! — проговорил он, смиряясь с неизбежным злом нашего присутствия.
— Мне нужен новый сюртук и шляпа, — не слушая возражений, заявил я.
— О, у нас очень дорогой мастер! Вам наша цена не будет интересирт!
— Вам будет интересирт наш рубль! — перебил я его.
Пока я пререкался с портным, Евпатий осматривал мастерскую. Почему-то вид манекенов привел его в неописуемый восторг, и он разразился заразительным смехом, средним между конским ржаньем и овечьим блеяньем.
— Ишь ты, баба какая! — восклицал он, указывая пальцем на женский манекен. — А, тут, гляди, князь, мужик!
Обращение «князь», остановило порыв Штиля позвать дворников, чтобы те помогли вышвырнуть нас из мастерской. Он внимательно на меня посмотрел и решился пойти на риск.
— Вы хотеть покуповать себе платье? — вежливо поинтересовался он, кося голубой глаз на восторженного истопника.
— Да, — ответил я, — только мне нужно готовое платье. Вы сможете что-нибудь подобрать?
Возможность сбыть невыкупленную одежду окончательно примирила немца с нашим сомнительным видом. Последний вопрос, который, как мне показалось, его еще волновал — это моя кредитоспособность.
— У нас отшень высокий цена платья, — осматривая меня на предмет своих «неликвидов», как бы между делом сообщил он.
— У меня есть деньги, — успокоил я его. — Мне нужен хороший сюртук, чтобы я мог понравиться моей любимой барышне.
— О, ваш это сюртук барышня не понравится! — согласился он, глядя на оторванный воротник и выдранные с мясом пуговицы.
— На меня есть нападать брат мой любимый барышня! — грустно сказал я, пытаясь правдоподобно и понятно для немца объяснить свой растерзанный вид.
Такой довод его окончательно успокоил. Он даже хитро подмигнул мне. В это момент в разговор вмешался Евпатий:
— Ну, ты, того этого, князь! Сам спешил, говорил, водка прокиснет!
— Меня в рваном камзоле ни в один трактир не пустят, — умерил я его прыть. — Господин портной, вы не можете послать своего слугу купить водки и закуски? — спросил я. — Мой товарищ очень хочет выпить.
Такое предложение вновь ввергло Штиля в шоковое состояние. Видимо, он представил, как сейчас два русских варвара начнут пропивать его мастерскую.
— О! — произнес он, округляя глаза. — О! Это никак невозможно.
— Я заплачу, — сказал я, вытаскивая из кармана порт-монет.
Немец энергично замотал головой, но, заглянув в мой открытый бумажник, проглотил готовые слететь с дерзких уст слова и расплылся в самую сладкую, на которую только был способен, улыбку.
— О! Ваш камарад тоже есть знатный персона?
— Не очень, — ответил я, понимая сомнения немца относительно Евпатия, — он не есть знатный персона, хотя и приближен к императору. Он вполне сможет подождать меня на вашей кухне.