— Этого я не знаю, я зашел, предупредить, что если кучер расколется…
— Какой еще кучер?
— Ты лучше окончательно проснись и вспоминай сам.
Афанасьев подумал над моим предложением, посчитал его приемлемым, кивнул головой и вдруг оглушительно крикнул:
— Василий, шампанского!
На его возглас, как на глас вопиющего в пустыне, никто не откликнулся.
— Василий там? — спросил он у меня, посмотрев на входную дверь.
— Там, — подтвердил я.
— А почему он не отвечает?
— Думаю, потому что у него нет шампанского, — предположил я.
— Вот мерзавец, сам, наверное, все выдул, — без особого гнева проговорил поручик. — И зачем ему шампанское, если он водку любит? Его от шампанского пучит, — добавил он.
К сожалению, нам так и не удалось выяснить, куда делось, если оно и было, вчерашнее шампанское. Дверь с треском распахнулась, и на пороге комнаты возник усатый мужчина в полицейской форме.
— Явление Христа народу, — негромко сказал Афанасьев, потом спросил: — Ты кто, прелестное дитя?
Дитя, не представляясь, откашлялось и спросило басом:
— Поручик Афанасьев здесь живет?
— Нет, — ответил Александр, — он здесь не живет, он здесь страдает с похмелья!
Полицейский гвардейского юмора не понял и уточнил:
— Поручиком Афанасьевым кто будет?
— Я буду. И что тебе, прелестное дитя, от меня нужно?
— У меня есть приказ препроводить вас в губернскую прокуратуру для дачи показаний.
— Чей приказ? — лениво спросил поручик, вежливо прикрывая зевок ладонью.
— Губернского прокурора.
— Я, как поручик лейб-гвардии Преображенского полка, подчиняюсь только своему полковому командиру и государю императору, а про какого-то прокурора и слыхом не слыхивал.
Усатый полицейский, видимо, привыкший к таким казусам и неповиновению офицеров привилегированных полков, молча подал поручику бумагу с подписью его командира.
— Так бы и сказал, что имеешь предписание от нашего полковника, — спокойно сказал Афанасьев, — а то помянул какого-то прокурора!
Полицейский в чине ротмистра званием был ниже, чем гвардейский поручик. Гвардейцы, когда императором Петром Алексеевичем была утверждена табель о рангах, получили старшинство двух чинов против армейских.
Это заедало все остальное офицерство, лейб-гвардейцам завидовали и старались, по возможности, лягнуть.
Я видел, что у ротмистра чешутся и язык, и руки, но вязаться с пребраженцем ему боязно.
Я этим воспользовался и очень почтительно попросил полицейского офицера разрешить нам с прапорщиком переговорить с глазу на глаз.
— Простите, господин ротмистр, но у нас с поручиком семейное дело, и если бы вы соблаговолили подождать снаружи, пока он оденется, мы смогли бы перекинуться парой слов.
— Действительно, ротмистр, соблаговолите подождать за дверью, — вмешался в разговор Афанасьев и чуть все не испортил.
Полицейский опять напрягся и сжал челюсти так, что на скулах напряглись желваки.
— Это не займет много времени, после чего поручик отдастся в ваше распоряжение, — опять льстивым голосом заговорил я, делая страшные рожи поручику.
— Извольте, — наконец решился ротмистр, — только недолго.
Когда он вышел, я в двух словах рассказал Афанасьеву, что мы вчера с ним выкинули. Тот с большим интересом и даже удовольствием слушал о своих подвигах.
— Селиванов, хоть и в незначительном чине, но оказался человеком очень влиятельным. Он участвует в составлении Геральдической книги, и от него, как мне кажется, зависят липовые титулы весьма известных людей.
Афанасьева величие чиновника нисколько не испугало, больший интерес вызвали вчерашние похождения.
— Пьян был, помню, но смутно, — признался он. — А ты, собственно, кто таков?
— Брат Крылова, я тебе вчера говорил.
— Что-то вы не очень похожи.
— Мы сводные братья, у нас разные матери.
— То-то я гляжу, он вроде русак, а ты как будто татарин.
— У меня мать турчанка, — соврал я.
— А сам Алексей где?
— Скрывается. После того случая с государем его, скорее всего, разыскивают. Давай лучше поговорим о деле. Про тебя полицейским могли рассказать в ресторане, или кучер, которому ты с кем-то из товарищей купили извозчичий выезд. Думаю, что толком никто ничего не знает. У них могут быть только подозрения.
— А откуда у нас деньги взялись?
— Я дал. Единственное, за что полиция может зацепиться, это за то, что ты при всех сказал, будто видел, как Селиванов приехал не в карете, а на извозчичьей коляске. Говори, что обознался.
— Господа, долго ли еще ждать? — спросил, приоткрывая дверь, ротмистр.
— Иду, погоди минутку.
Мы вместе вышли из комнаты.
Василий, как и прежде, был всклочен и протяжно зевал, прикрывая рот ладонью. Как и самого барина, появление в их доме полицейских его нимало не встревожило.
— Шампанское ты вылакал? — перед тем как выйти наружу, строго спросил слугу Афанасьев.
— Оченно мне надо ваше пойло пить, — обижено ответил тот, — Вы сами вчера с князем Горчаковым и князем Юсуповым-Княжево выпили.
Услышав знатные фамилии, полицейский офицер приосанился и стал смотреть на арестанта едва ли не подобострастно.
— Удачи тебе, — сказал я, когда Шурка садился в крытую полицейскую карету. — Когда смогу — тебя проведаю.