— Ну, отдыхайте, отдыхайте, ваше княжеское сиятельство, — засмеялся Михайло Михалыч. — Очень лестно было познакомиться с таким здравомыслящим юношей!
Однако отдыхать мне пока было некогда. Нужно было начинать поиски Ивана и доставать документы. Закинув по этому поводу удочку домохозяину, я отправился в Трактир вблизи Сенного рынка поужинать, и заодно познакомиться с ходатаями по делам, предтечами будущих адвокатов, которых там толклось великое множество.
Трактиром заведение называлось, потрафляя национальному чувству посетителей, на самом деле это был приличный, даже по петербургским меркам ресторан с двумя залами и отдельными кабинетам. Народу здесь было много, но особого веселья не чувствовалось. Посетители больше занимались делами, чем развлекались.
Не успел я сделать заказ, как около моего столика возник колоритный господин в визитке — однобортном коротком сюртуке с закругленными полами, и лорнетом в правой руке. У него были бритые щеки, длинное лицо и пронзительные глаза.
— Позвольте отрекомендоваться, молодой человек, Остерман Генрих Васильевич, ходатай по делам. Вы, как я вижу, здесь пока чужой, и никого не знаете?
То, что в течение двух часов два совершенно разных человека уверено принимали меня за провинциального лоха, мне не понравилось. Вероятно, я где-то сильно напутал со своей новой одеждой.
— Очень приятно, — вежливо ответил я. — Действительно, у меня здесь нет знакомых, я только сегодня приехал в Петербург.
— О, это легко исправить, — покровительственно сказал Остерман, — у вас теперь есть и знакомый, и друг, и покровитель!
— Один во всех трех лицах? Надеюсь это вы, Генрих Васильевич?
Моя легкая ирония новому знакомцу почему-то не понравилась, он ожидал вопроса, кто эти мои названные благодетели, и не придумал, как сразу ответить. Однако он не ушел и даже попросил разрешения составить мне компанию.
— Конечно, садитесь, буду рад, — пригласил я его к столу. — По каким делам изволите ходатайствовать?
— Что? — сначала не понял он, потом ответил: — Исключительно по всем!
— Жаль.
— Почему жаль? Я вас не понимаю, молодой человек!
— Значит, вы все знаете понемногу и ничего толком.
Генрих Васильевич обдумал мои слова и обиделся.
— Вы, молодой человек, не тот, за кого себя выдаете! — сказал он, отирая бледный лоб.
— Вы, молодой человек, не тот, за кого себя выдаете! — сказал он, отирая бледный лоб. — Вы действительно только сегодня приехали в Санкт-Петербург?
— А за кого я себя выдаю? — поинтересовался я, не отвечая на его вопрос.
— Давайте не будем пикироваться, — подумав, сказал новый знакомый, — у вас есть нужда в судебной помощи?
— Нет, я пришел просто поужинать.
— Тогда я, кажется, попал не по адресу, мне показалось, что вам нужен наставник.
— Наставник нужен каждому человеку, и коли вы свободны, то я приглашаю вас отужинать со мной, — миролюбиво сказал я, решив не гнать этого колоритного афериста.
— Сочту за удовольствие, — совсем другим тоном сказал Остерман. — Позвольте узнать, с кем имею честь.
Я собрался было опять назваться Рогожиным, но в последний момент передумал и сыграл на восточный мотив:
— Князь Абашидзе. — Надеюсь бывший президент Аджарии простит мне такое самозванство.
— Так вы князь! — уважительно сказал Генрих Васильевич.
— Наш род существует с седьмого века. А вы, вероятно, граф? — поинтересовался я совершенно серьезным тоном.
— Почему граф? — удивился новый знакомый.
— Разве Остерманы не графский род?
— Вы в этом смысле? Возможно, мы с графами Остерманами и в родстве. Правда, я об этом ничего не знаю.
То, что мой гость не примазался к титулованным однофамильцам, говорило в его пользу. Мужик оказался без снобистских понтов.
— Что будем пить? — спросил я его.
— Я больше русскую водку предпочитаю, — усмехнувшись, ответил он. — Квасной, знаете ли, патриотизм.
— Давайте водку. Вы как завсегдатай знаете здешнюю кухню?
— Да я вижу, князь, вы и вправду не просты. Паричок на Большой Морской покупали?
— Там, — засмеялся я, — не стоило?
— Первый признак провинциала: дорого и в глаза бросается. А с едой нам Селиван поможет, — обернулся он к ждущему приказаний половому. — Принеси-ка нам, братец Селиван, самого, что ни на есть лучшего, но не дорогого. Ты сам разберешься.
— Слушаюсь, ваша милость, — поклонился половой, — можете не сумлеваться, предоставлю в лучшем виде!
— Итак, чем, князь, вас привлекла наша столица?
— Кое-какие личные дела, — небрежно ответил я, не рискуя с первых минут знакомства заводить разговор о фальшивых документах. — Дела о наследстве.
— О, здесь я вам смогу пригодиться, я в таких вопросах собаку съел.
— Большая была собака?
— Вы все шутите, князь! А вот и наш Селиван возвращается. Чем ты нас, братец, побалуешь?
— Извольте-с, гласированная семга, во рту тает! Уточка с солеными сливами, да икорка — только сегодня с Астрахани, рыбец, фаршированный сельдереем, а на десерт «девичий крем».
Я после беготни и треволнений последних дней, когда некогда было нормально пообедать, готов был съесть что угодно, не то что семгу и нежнейшую утку. Однако Остерман, уписывая, впрочем, ужин за обе щеки, еще успевал кочевряжиться: