Думаю, будь у него немного больше сил, Сеславин послал бы меня вместе с моим «шаманством». Но в тот момент он уже не мог сопротивляться и закрыл глаза по вполне естественной причине, потеряв сознание. Мне это не мешало и я начал водить над его телом руками. Вокруг тотчас столпились зрители, наблюдая необычное лечение. Пока никто не вмешивался, видя, что я даже не касаюсь руками командира.
Как обычно бывает во время экстрасенсорного сеанса, лечение скоро начинает требовать от меня большого физического и нервного напряжения и чем тяжелей состояние больного, тем большего. Сеславин же оказался так плох, что спустя десять минут, я находился не в лучшем, чем он, состоянии и, теряя последние силы, вытянулся рядом с ним на плаще. Так мы и лежали рядышком, пока он не открыл глаза, удивленно оглядел своих склонившихся над нами встревоженных товарищей и, вдруг, порывисто сел. Те от неожиданности отпрянули, а капитан посмотрел на меня:
— Что случилось?
Ему никто не ответил. Да, собственно, и отвечать было нечего. Когда Сеславин оперся руками о землю и, отставив в сторону раненую ногу, встал без посторонней помощи, казаки и гусары дружно выдохнули из легких воздух.
— Ну, что стоите? — нарочито строгим голосом сказал командир. — Нужно проверить дорогу, сколько на ней войск и куда направляются. А ты, брат Редкий, — обратился он к гусарскому поручику, — вызови охотников и озаботься добыть языка, лучше офицера.
Партизаны разошлись выполнять приказ, и мы остались втроем, Сеславин, Матильда и я.
— Господин Крылов, это и было ваше лечение? — спросил он, совсем по-другому, чем раньше, глядя на меня.
— Господин Крылов, это и было ваше лечение? — спросил он, совсем по-другому, чем раньше, глядя на меня. — Что вы со мной сделали?
— Ничего особенного, — ответил я, с трудом поднимаясь на ноги, — обычное знахарство. Просто передал вам часть своих сил.
— Будь я генералом, непременно наградил бы вас орденом, — усмехнувшись, сказал он. — Теперь же я только представлен в полковники и могу лишь пожать вашу руку. Вы меня очень обязали.
Он действительно снял перчатку и пожал мне руку. После чего явно счел вопрос исчерпанным, и озабоченно посмотрел в сторону недалекой дороги.
— Теперь мне нужно влезть на дерево и все увидеть самому, — решил он. — Если вы правы относительно планов неприятеля, то Кутузов должен знать об этом уже сегодня.
Уговаривать его так не рисковать я не мог по той причине, что проверялись мои сведения. Потому пожав плечами, предоставил ему самому решать, что делать.
— Братцы, — окликнул Сеславин стоящих невдалеке казаков, — приищите дерево с листвой, на которое можно влезть. Мне нужно сделать рекогносцировку.
Казаки без повторений и объяснений поняли, что от них хочет командир, и бросились в разные стороны выполнять приказ. А тот обратился ко мне:
— Если относительно Наполеона вы правы, то я сочту долгом доложить Светлейшему о вашей помощи!
— Спасибо, — поблагодарил я, — только это совершенно лишнее. Вряд ли Кутузов меня знает и поверит незнакомому человеку. К тому же я не служу и не ищу ласки начальства, Доставьте ему лучше хорошего языка, пусть сам его допросит. Единственно, что я могу гарантировать, это то, что сведения совершенно верные.
«И описаны во всех учебниках истории», мог бы добавить я, но, естественно, не добавил.
— Но ведь вы говорили с вице-королем Италии, и сами сможете рассказать командующему о планах неприятеля, — сказал Сеславин, которому, похоже, было неловко анонимно пользоваться моей информацией, присваивая этим себе все заслуги.
— Ну, своими планами Богарне со мной не делился, — ответил я, — в основном это догадки, которые вы сможете проверить. Нам же придется скоро вас оставить, у нас с мадам Пузыревой свои планы.
— Разве вы не будете вместе с нами выходить из окружения? — удивился капитан. — Думаю, для вас это будет самым безопасным!
— Нет, — вмешалась в разговор Матильда, — у нас с Алексеем Григорьевичем осталось незавершенное дело. Пока мы не получим удовлетворения, останемся здесь.
— Вы разве тоже воюете, мадам? — удивился Сеславин.
— Воюю и изрядно, — ответила она. — Нас пытались подло убить. Потому, пока мы не найдем и не накажем виновного в том человека, останемся здесь, хотя пусть тут соберется вся французская армия!
Мне очень не понравилось, что Матильда затеяла этот разговор. Не было никакой нужды втягивать партизана в наши дела, у него хватало забот со спасением Отечества. Однако француженка не спрашивала ни моего мнения, ни совета, что говорить, так что пришлось только согласно кивнуть.
Сеславин удивился и вопросительно посмотрел на нас обоих. Потом не удержался и спросил:
— Чем же вас так сильно не удовлетворили, что вы непременно хотите здесь остаться?
Пришлось исправлять ошибку подруги и вкратце рассказать ему нашу историю. Стараясь меньше упоминать мистику, я больше говорил о жестокой ловушке на невинных людей, гибели в доме женщин и стражников и внезапном пожаре.
Сеславин слушал внимательно и, даже как-то напряженно. Думаю, что я бы воспринял такой рассказ более легкомысленно, слишком он напоминал плохой вымысел. Однако партизан, кажется, так не думал. Он даже уточнил название деревни, в которой жил Павел Петрович. Потом сказал нахмурившись:
— Мне кажется, я знаю, о ком вы говорите. Только я думал, что старик Погожин-Осташкевич давно умер.