Ну да, сильный противник заслуживает уважения. Получалось, он — Михаил Брадо — заслуживал.
Лестно.
— Ну, давай начнем, — почему-то высоким, писклявым голосом сказал вынюхиватель. — Мне кажется, у тебя мало времени.
Правая рука у него согнулась на середине расстояния между запястьем и локтем, а кисть описала полуоборот.
Вот это уже интересно. Окажется ли Михаилу по зубам противник, который не только знает хандасириха, но и обладает большим, чем у любого человека, количеством суставов?
Наверняка это даст вынюхивателю возможность применять такие приемы, на которые он, Михаил Брадо, не способен.
Из-за ближайшей халупы вышли несколько аборигенов. Ну конечно — зрители. Как без них? И как их не порадовать?
Михаил принял базисную позу обороны. Нападать он не собирался. Только оборона, по крайней мере пока он не разберется, на что способен противник.
— Ox уж эти осторожные земляне, — пробормотал вынюхиватель.
Михаил ждал.
Он знал, что у него мало времени, знал, что по всем правилам должен напасть первым, но не стал бы этого делать даже под угрозой на всю Галактику прослыть трусом.
Зрителей стало больше. Похоже, в Сампонге драки служили привычным развлечением. По крайней мере никто из зрителей ближе чем на пятнадцать шагов подходить не собирался.
— Кажется, мне придется начинать первым, — сказал вынюхиватель.
Михаил молчал.
Он ждал. Он был готов… И дождался. Вынюхиватель прыгнул.
Еще в прыжке он умудрился каким-то образом перегруппироваться. В результате чего, оказавшись рядом с Михаилом, на какую-то долю секунды завис в воздухе так, словно закон притяжения перестал на него действовать, и лишь потом ударил.
Михаила спасло некое шестое чувство, заставившее его, вместо того чтобы уйти в еще большую защиту, может, даже в нижнюю, нанести прямой и очень сильный, полностью открывающий его удар.
Этот удар сделал самое главное. Он сломал напрочь тот рисунок боя, который уже мысленно наметил себе вынюхиватель. Конечно, цели он не достиг. Вынюхиватель блокировал этот удар из совершенно неудобного положения и в тот момент, когда его ноги коснулись земли, нанес ответный.
Однако дело было сделано. Ответный удар, вместо того чтобы убить Михаила на месте, пришелся ему в бок, всего лишь сломав несколько ребер. Брадо даже успел провести безупречную по исполнению «мельницу духов». И это спасло его от «перекрутки» — по теории совершенно безобидного приема. Правда, он был проведен с использованием дополнительных суставов ног и, не примени Михаил вовремя «крыло грифона», запросто мог сломать ему позвоночник.
Занимая после «крыла грифона» исходную позицию, Брадо каким-то чудом успел ткнуть указательным пальцем вынюхивателя в то место, где у людей находится ключица, и даже услышал, как с сухим треском сломалась находившаяся там кость.
Вместо того чтобы застонать от боли, вынюхиватель провел безупречный «смертельный волчок», ушел от еще одного удара и заставил Михаила уйти в оборону.
А потом случилось то, чего Брадо ждал, на что рассчитывал, начиная этот бой. Его разум перешел в какое-то новое качество, передал управление телом подсознанию. И с этого момента вынюхиватель выиграть не мог.
Это было странное ощущение. Михаил за свою жизнь испытывал его лишь три раза. Билось само его тело, ставило блоки, наносило удары и уходило от ударов противника. Разум в этом не участвовал. Он был сейчас бесполезен, даже не нужен, потому что из огромного ящика Пандоры подсознания выплыл во всей его громаде инстинкт самосохранения. Этот-то инстинкт самосохранения и вел битву.
Потом все кончилось.
Вынюхиватель потерял сознание. Прежде чем он упал, тело Михаила успело нанести ему еще пару ударов. И только тогда, когда вынюхиватель рухнул на землю, остановилось.
Драться уже не имело смысла. Он победил. А значит…
Михаил вдруг с изумлением обнаружил, что снова владеет своим телом. За те секунды, пока им управлял кто-то другой, прячущийся в недрах подсознания, он почти разучился это делать.
А потом на него, так же как это было и предыдущие три раза, накатила волна дикой, нечеловеческой боли, и Брадо, застонав, рухнул рядом с вынюхивателем.
Через боль, словно через барьер, прорвался голос одного из зрителей:
— Свин меня пожри, что это было? Они словно превратились в тени. Эй, Чинарик, ты смог толком рассмотреть, как они дрались?.. Нет?.. Вот и я так же. Кто они, свин меня пожри?
«Все правильно, — думал Михаил, корчась от боли. — Они и не должны были ничего рассмотреть. И вообще, сколько эта схватка длилась? Секунды четыре? Пять? Вряд ли больше. К большому разочарованию зрителей. Ничего, они от этого не умрут».
Преодолевая боль, казалось, терзавшую каждую клеточку его тела, он перевернулся на живот и пополз к унипистолету. Он полз, казалось, бесконечно долго, может быть, целые века, а потом еще целые столетия тянул к нему руку.
Но дотянулся. Схватил за рукоятку и прижал к груди.
Тут его вырвало.
И это было просто прекрасно, поскольку боль отступила. Ушла. Нет, конечно, у него все еще болели сломанные ребра, ныла левая рука, которой тоже досталось вполне прилично, но это была самая обыкновенная, ничем не примечательная боль. Она почти радовала. И успокаивала.