Стало быть, большой ошибки он не совершил.
Михаил проверил, надежно ли заперта дверь в «комнату отдыха», и вышел из кабинета главного центуриона.
Итак, последний этап. Самый легкий. Теперь ему всего лишь надо выбраться из здания управления.
Можно было бы попытаться вызвать личную машину главного центуриона, но Брадо не знал, как именно это делает тот, кого он изображает, а рисковать не хотелось.
Нет, вполне достаточно выйти из здания и поймать такси.
Да, всего лишь выйти из здания.
Какая мелочь. Последний этап. Самый легкий… Так ли это?
Центурионы, чиновники, уборщики, какие-то девицы с крашеными волосами… Небрежно отдавая честь, так, как это должен делать главный центурион, Михаил шел из комнаты в комнату. Его провожали испуганные, почтительные, недоброжелательные, бесстрастные, испытующие взгляды. Провожали. Но ни один из центурионов или чиновников не посмел заступить ему дорогу и заговорить.
Михаил, старательно делавший вид, что он крупно рассержен, мысленно улыбнулся.
Все верно, если начальство не в духе, лучше его не беспокоить. Иначе можешь об этом пожалеть. Очень пожалеть.
Он шел чуть-чуть быстрее, чем нужно, но замедлить шаги был не в состоянии. До долгожданной свободы оставалось пять комнат. Нет, уже четыре.
Три. Две. Одна. Коридор.
Он был в десяти шагах от парадной двери, когда завыла сирена. Полное ощущение, будто на сотню сумасшедших мультяшных дятлов напал приступ неудержимого смеха.
Ага, значит, его побег все-таки обнаружили. Ну, теперь уже поздно… Или нет?
Он успел сделать еще четыре шага, когда из ближайшего коридора, прямо на него, выскочили два центуриона. Один из них был лысый, толстый с длинными, почти до колен руками, второй — худой, слегка сутулый, с большим носом. Худой центурион был тот самый, пытавшийся заговорить с Михаилом, когда его конвоировали в камеру.
— Шеф, побег! Этот проклятый землянин смылся. «Спокойно, — подумал Брадо.
— Если ты сейчас начнешь суетиться — все пропало. А вообще, забавно. Похоже, мне придется руководить собственными поисками».
Остановившись, он повернулся к центурионам и попытался воспроизвести знаменитый зубовный скрежет главного центуриона. Конечно, до совершенства тому звуку, который он издал, было далеко, но все же Михаил искренне надеялся, что центурионы этого не заметят.
— Как он умудрился это сделать? — поинтересовался Брадо. — Этот проклятый инопланетчик.
— Совершенно непонятно, — промолвил толстый центурион. — Но, похоже, он каким-то образом умеет менять внешность.
— Это еще что за бред? — буркнул Брадо. — Такого не бывает.
— Но никак иначе объяснить то, что он проделал, невозможно.
Говоря это, центурион вытащил лучемет и стал затравленно озираться. Похоже, ему вдруг пришло в голову, что землянин может оказаться монстром, наподобие тех, которые частенько встречаются в галофильмах. Этакое здоровенное, клыкастое чудовище, жутко кровожадное и способное незаметно подкрадываться к своим жертвам.
— Ты, — Михаил ткнул пальцем в бок толстого центуриона, — немедленно соберешь весь личный состав. Устроишь обыск здания. Тщательно, комнату за комнатой, коридор за коридором. Каждого подозрительного — в камеру. Охрану удвоить.
— Но у нас не хватит людей! — воскликнул толстый центурион.
— Снимешь со всех ближайших постов, — приказал Михаил. — Первым делом перекрыть все выходы. Понял?
— Да.
— Тогда — выполняй.
Толстый центурион опрометью бросился прочь.
— Ты! — Он ткнул в грудь худому центуриону.
Толстый центурион опрометью бросился прочь.
— Ты! — Он ткнул в грудь худому центуриону. — Останешься здесь. Никого не выпускать. Никого, понял?
Центурион усмехнулся. На какую-то секунду его глаза и глаза Михаила встретились. Этого было достаточно, чтобы агент звездного корпуса понял, что центурион догадывается, кто перед ним.
Сунув руку в карман, Михаил нащупал рукоять лучемета.
— В этом нет нужды, — промолвил центурион.
— Почему? — Михаил отпустил рукоять и вытащил руку из кармана.
Центурион слегка потупился, потом сказал:
— Я слишком долго работаю центурионом и уж подкупленных свидетелей повидал немало. Все свидетели по твоему делу — подкуплены. Все. Это наводит на размышления.
«Время, — напомнил себе Михаил. — У тебя почти не осталось времени».
— Хорошо, центурион, — вслух сказал он. — Значит, вы будете стоять здесь и охранять дверь. Никого не выпускать.
— Будет исполнено.
Центурион встал рядом с дверью и сделал свирепое лицо.
Когда Михаил выходил из здания управления, он услышал, как центурион прошептал:
— Ты поступил правильно.
— Ты — тоже, — на ходу сказал Михаил.
Он закрыл за собой дверь, вдохнул прохладный ночной воздух и стал спускаться, перепрыгивая через ступеньку, к стоянке машин. На десятой ступеньке он понял, что попал в засаду.
Журналисты!
Они вылезали из машин, из-за колонн, отрезая ему путь назад, продирались сквозь окружавшие управление кусты зеленой изгороди, спрыгивали с росших на другой стороне улицы деревьев.
Михаилу стало немного не по себе. Все эти устремившиеся к нему люди чем-то походили на стаю хищников, только, в отличие от хищников, они бежали не для того, чтобы полакомиться его мясом и кровью, а лишь желая получить информацию. Хотя… Все-таки что-то общее с хищниками в них было. Может, та же лихорадочная жажда в глазах? Наесться, любой ценой насытиться…