Повстанцы стреляют из арбалетов, сделанных в мастерских Совета. Они взрывают приготовленные заранее заряды и обрушивают на головы атакующих камнепады. Иуда знает, что исход этого боя зависит от него. Он встает и выпрямляется во весь рост на краю укрепления. Провода тянутся от него в две стороны, к батарее и к трансформатору. От собственной храбрости его бросает в дрожь.
Мужчины и женщины в укрытии за его спиной — все, у кого есть хоть малейшие способности к колдовству, — делают надрезы на руках и туго перематывают их проводом Механизм, который соединяет их, груб, собран из подручных материалов и потому требует не условного, а весьма обильного кровопускания.
— Давай! — кричит Иуда.
Шон заталкивает разъемы в гнезда, мотор воет, и все помощники Иуды начинают шататься — силы выкачиваются из них и направляются к зажимам на Иудиной груди.
Звук, который издает Иуда, невозможно описать. Кожа на его теле натягивается и вибрирует, словно кто-то тычет в него пальцами. Из праха поднимаются люди. Они преграждают дорогу армии. С Иуды льется пот. Его рвет. Он двигает руками. Люди — големы — с тяжким топотом шагают вперед.
Их десятка два, а может, больше. Они крупнее настоящих людей. Сделанные заранее, они ждали в засаде. Они идут к нью-кробюзонским милиционерам. Иуду трясет. Самые слабые из его помощников уже отключились. На его теле выступает кровавый пот.
Черные големы маршируют вперед. Одного разбивает копытами милицейский конь. Торс упавшего голема дергается, пытаясь ползти на руках, а Иуда вздрагивает, точно в него попали камнем. Он перебирает руками в воздухе, точно тянет что-то невидимое и кладет на место. Земляные люди-машины оказываются в гуще боя, и лошади шарахаются от них. Охотники за головами и милиционеры в форме уворачиваются, когда Иудины подопечные протягивают свои руки к ним. Одни големы так и застывают, раскинув руки. Другие стискивают вырывающихся жертв в объятиях. Иуда старается заставить их употребить свою недюжинную силу на то, чтобы они, пробившись сквозь окружение простых солдат, начали душить офицеров. Тех окружает плотное кольцо сражающихся, они рубят земляные тела и целятся из пистолетов.
— Да стреляйте же, черт вас дери! — вырывается у Иуды.
Противники не слышат его, но повинуются команде. Пуля вгрызается в голема. Его тело состоит из пороха и кремней.
Раздается страшный грохот, вспышка, и голем исчезает в столбе взрыва. Человекоподобная вещь становится огненным вихрем грязно-серого оттенка, камни, спрятанные в ней до поры, устремляются наружу, и ближайшие охотники за головами надают как подкошенные; жар от вспышки достигает другого голема, и тот взрывается тоже, а когда дым рассеивается, Иуда видит черные кратеры и волны трупов вокруг них: обугленное и окровавленное мясо лежит в эпицентре, то, что напоминает человеческие тела, — чуть поодаль, а еще дальше — живые, вопящие люди.
— Стреляйте, — говорит Иуда снова.
Свистят пули, сыплются горящие стрелы из баллист. Стрелы находят цель, и рукотворные фигуры превращаются в огненные смерчи.
Один за другим натыкаются они на атакующих, сжимают их в объятиях, погребая сначала в груде пороха, а потом в огне. Пороховые големы — ходячие бомбы — пробивают в армии большую брешь. Иуда стоит и слушает ритмический рев: это колотится его сердце. Товарищи радостно выкрикивают его имя. С Иудина лица капает кровь. Последний голем, неуклюже ступая, преследует солдат противника, те в ужасе разбегаются. Какой-то лучник попадает в него стрелой: вспышка — и насыщенное пылью пламя распространяется во все стороны.
Сотни милиционеров и охотников за головами живы и невредимы, но они колеблются, слыша крики товарищей, видя, как копыта их лошадей оскальзываются в жиже из мертвецов. К тому же возвращаются вирмы, повстанцы устраивают новый камнепад, а арбалетчики осыпают нападающих толстыми железными иглами.
— Лёв! — скандируют люди вокруг.
— Да! — кричит вместе с ними Иуда Лёв.
Пехотинцы Железного Совета — самые могучие из переделанных и храбрецы-какты, с заступами и тяжелыми мачете в руках — обрушиваются на атакующих. Иуду втаскивают назад в окоп и осыпают поцелуями. Его товарищи бледны, они дрожат, у них холодные руки и ноги — столько энергии высосано из них, — но сейчас они все равно сильнее его. Иуда закрывает глаза.
Он задремывает, чьи-то руки переносят его в безопасное место. Ему снятся взрывающиеся големы, солнце, но внезапно наступает пробуждение.
— Что, что такое? — вскакивает Иуда. — Что случилось?
Толстоног и Шон показывают на восток и вверх, в небо.
— Там еще. Они напали на поезд.
Шон с Иудой едут вдвоем на лошади, приспособленной для скоростной езды. Иуда не чувствует своего тела. Шумная, разношерстная армия милиционеров и охотников за головами оказалась грубой приманкой.
«Что ты теперь будешь делать, големист? — спрашивает он себя. — Как остановишь их? Никак, ты просто умрешь».
— Как остановишь их? Никак, ты просто умрешь».
Умереть вместе с Советом.
«У тебя слишком мало сил, ты ни на что не годен. Посмотри, сколько крови из тебя натекло». Но почему-то Иуда не верит, что сейчас умрет. Он бы не поехал туда, если бы думал иначе.