Центр города сохранил свою красоту. Площадь Биль-Сантум и Вокзал потерянных снов устояли. Рядом с ними казалось даже, что не было никакой войны. Спирали превратились в кляксы. Здание Вокзала потерянных снов нависало над городом, словно божество.
Здание Вокзала потерянных снов нависало над городом, словно божество. Каттер поднимал голову и смотрел на очертания его крыш, разыскивая то место, где побывал.
В последние дни Коллектив повторил отчаянную попытку атаки с помощью надземки. Набитый взрывчаткой поезд покинул станцию «Селитра» и помчался, ускоряясь, к Вокзалу потерянных снов, чтобы разнести величественное сооружение на куски. Но этому не суждено было сбыться. Храбрый от спирта и близости смерти машинист-камикадзе протаранил затор у станции «Коварная» и попер дальше, к станции «Слюнный базар», но милиция взорвала поезд на подходе, проделав огромную дыру в парившей над городом паутине подвесных дорог. На поврежденной Южной линии шли восстановительные работы.
Плакаты на стенах, газеты, бесплатные прокламации на восковых валиках в каждой будке вокситератора в один голос твердили о победах правительства: тешская контрибуция, извинения дипломатов, возрождение общества. Мы живем в тяжелые, но полные надежд времена, говорилось в них. В числе надежд назывались и новые проекты, в том числе экспедиция через континент. Она должна была повлечь за собой новый виток экономического развития и экспансию на запад. Каттер бродил по городу. Речная сторона лежала в руинах. Трупы хепри, оставшиеся после Бойни Дикобразов, убрали, но пятна со стен кое-где так и не сошли. Оболочка извергнутого домовыми червями вещества местами потрескалась, обнажив кирпичную кладку стен.
Каттер бродил и наблюдал за строительством. По всему центру города зияли дыры от снарядов: куда ни повернись, всюду груды бетона, извести и обломков мрамора, а между переулками появились новые, выстланные обломками кривые ходы. В Барачном селе верхушку милицейской башни окутали леса. Подвесная дорога исчезла. Когда башню восстановят, дорогу проложат опять.
На холме Мог, недалеко от исконной территории Коллектива, на самой границе с охраняемой зоной, но где уже не действовали военное положение и комендантский час, Каттер снял жилье под своим новым именем. Он платил деньгами, заработанными в таких местах, где в прежней жизни ему не доводилось даже бывать.
Нью-Кробюзон лежал в руинах. Статуи были разбиты, целые районы залиты кровью и обожжены огнем, на многих улицах остались лишь фасады домов — здания словно выпотрошили. Жилые дома, церкви, фабрики, плавильни сделались пустыми и хрупкими, как старые черепа. Обломки судов плыли по рекам.
Каттер узнал, как можно присоединиться к подпольной сети, при том что от нее остались лишь отдельные обрывки. Он узнал это, хотя люди никому не доверяли, не смотрели друг другу в глаза. Он узнал это, хотя поспешно стиснутый кулак зачастую считался призывом к восстанию: прохожие звали милицию или сами расправлялись с подозрительным типом, чтобы избавить район от недобитого инсургента, а заодно от визита эскадронов смерти. Каттер был осторожен и терпелив. Через две недели после своего возвращения в город он отыскал Мадлену.
— Сейчас уже легче, — сказала она. — Видел бы ты, что творилось в первые недели, боги мои. У каждой стены трупы тех, кто будто бы «оказал сопротивление при аресте». Один споткнулся, другой попросил передохнуть или плюнул не вовремя, а третий и вовсе шел слишком медленно, когда ему велели прибавить шагу, вот и все сопротивление. В предгорьях, возле копей Стрелолиста, открыт лагерь под названием «Сутори». Специально для коллективистов. Их там тысячи. Сколько точно, не знает никто. Там есть одно крыло — говорят, кто в него войдет, назад не вернется. Это уже после того, как перестают водить на допросы. Некоторым из наших удалось бежать.
Мадлена перечислила тех, кого знала, и рассказала, что с ними. Иные имена были знакомы Каттеру. Он не мог понять, то ли Мадлена действительно ему доверяет, то ли ей просто все равно.
— Мы должны рассказать обо всем, что случилось, — продолжала она.
— Это наш долг. Но если мы скажем всю правду, те, кого не было здесь, решат, что мы лжем. Преувеличиваем. Так что же… может, не будем рассказывать про все ужасы, чтобы нам поверили? Есть в этом смысл?
Мадлена выглядела очень усталой. Каттер заставил ее рассказать все о падении Коллектива.
Узнав, как давно это было, он легко мог сказать себе: «Да, тогда уже некому было сражаться за Совет», но не сделал этого. Не сделал потому, что они не могли узнать продолжение истории: им не было позволено. Они не знали, чего лишило их вмешательство Иуды.
Тысячи тысяч разнообразных слухов о Железном Совете расползались по Нью-Кробюзону.
Каттер часто ходил в сад медленной скульптуры в Ладмиде, чтобы посидеть в одиночестве среди изваяний, посвященных богу терпения. Сад тоже лежал в руинах. На каменных газонах, среди каменных кустов лежали огромные валуны осадочных пород, сплошь в трещинах и прожилках: в строго определенных местах пробивали отверстия и по капле вливали туда кислоту, которая медленно разъедала камень, а дожди, солнце и мороз помогали ей. Годы спустя валун распадался на части, приобретя заранее предугаданную форму. Медленные скульпторы никогда не открывали своих секретов, и их замыслы становились ясны лишь через много лет после смерти творцов.