Дорога вела на север, стало прохладнее, но не намного. На жаре, среди упырей, трупов и одуряющей вони гниющих плодов и дыма, в стране, превратившейся в страшный призрак самой себя, Каттеру казалось, будто он пробирается окраинами какого-то ада.
Несколько дней они карабкались по отвесным каменным стенам, и вот на севере вдруг замаячили покрытые лесом холмы. Иуда обрадовался.
— Нам туда, — сказал он. — Там кончается вельд; это граница земли Галагги.
Израненная после прохода милиции земля осталась позади. Отряд миновал зону примитивного земле- и виноделия, ту полоску в несколько десятков миль шириной, которая еще недавно заслуживала названия страны, а теперь лежала в руинах. Теперь воздух стал влажным, а путь пролегал через приветливые округлые холмы медно-красного цвета. Шел теплый слабый дождь — вирга, который высыхал, не достигая земли.
То были места, которые посещали одни мудрецы древности да странники. В Нью-Кробюзоне ходили разные слухи об этих невиданных краях, где среди лета сохранялись островки льда, термиты размером с собаку строили города, а облака спрессовывались в гранит. В пяльницу запах гари снова защекотал путникам ноздри. Вскарабкавшись по склону холма, где из-под их ног сыпался щебень, они увидели, что от леса их отделяет полоса заросшей кустарниками земли и на этой земле прямо перед ними что-то горит. У всех вырвались крики изумления.
Всего в нескольких милях от них. Хелона. Ее титанические ноги были раздвинуты, грудной щиток прижат к земле. Панцирь вздымался, как гора, опоясанная стеной из кератина, а выше громоздились наслоения костной ткани, которые человек из поколения в поколение превращал в башни и подвесные мосты. Гигантская черепаха была больше ста ярдов в длину и жила так долго, что на ее спине возникло целое многоярусное поселение с зубчатыми стенами. Хрупкие наросты на панцире превратились в жилые кварталы, шпили, зиккураты, колокольни, соединенные висячими мостами и пронизанные лабиринтами улиц и тоннелей; и все в них — мягкие изгибы на месте углов, причудливые плоскости стен, мостовые, облицовку — покрывал пестрый черепаховый узор. Хелона была мертва и горела.
В воздухе пахло паленым волосом. Над панцирем жирными клубами поднимался дым. Из раскрытой пещерообразной пасти текла кровь и другие жидкости.
Поверженную черепаху окружали нью-кробюзонские крепости на колесном и гусеничном ходу, а также передвижные орудия. Два насхорна с экипажами, командиры в низких креслах сидят на шеях у носорогов, держа ручки управления, соединенные напрямую с нервными узлами животных. Милицейская пушка, причинившая такие разрушения, наверное, была мощнее, чем казалась.
Пешая милиция двигалась прямо на путников. Они преследовали колонну беженцев, спасавшихся из развалин черепашьего города.
Дрогон и Иуда вели отряд через кусты, как вдруг раздалось отрывистое «кхе-кхе-кхе» и тут же — крики людей и свист пуль. Бросившись на землю, они лежали неподвижно, пока не убедились, что пули предназначены не им, и тогда поползли к подножию холма, где скрылись за глиняной баррикадой. Выше, под прикрытием деревьев, залегла цепочка подавленных страхом беженцев. Не все были людьми. Одни прятались за поваленными стволами или в ямах, другие побежали. Их крики ужаса терзали слух.
На вершине холма занял позицию отряд милиционеров. Их было едва видно. Офицеры припали к картечницам; тут же налетел шквал грохота и пуль, и многие беженцы попадали.
Каттер в ярости смотрел на происходящее. Новые пули взрыли землю, умирающие задергались в попытке отползти. Один хелонянин поднес что-то к губам, раздался тонкий свист, где-то высоко в небе закричали, и милиционеры споткнулись о магию свистка.
Дрогон наблюдал за вершиной в подзорную трубу. Иуда повернулся к нему и в ответ на его шепот воскликнул:
— Что она делает?
На холме раскинуло черные кожаные крылья нечто, сооруженное из проволоки и темной кожи, ростом выше человека. Раздались щелчки, будто раздвигали что-то металлическое. В несколько приемов конструкция раскинулась, словно пюпитр. Воздух загудел — началась магическая церемония: женщина-офицер сделала несколько пассов, раздался треск, и проволочно-кожаная махина тронулась с места.
Запрокинув голову со стеклянными глазами, существо дважды взмахнуло кожаными крыльями, взмыло в воздух и понеслось к холму, где скрылись галаггиты. Его конечности походили не на руки или ноги, а на продолговатые клинки, острые и блестящие. Тварь потерла ими друг о друга со звуком натачиваемых ножей.
Уродливая кукла летела к прятавшимся беглецам. Иуда вытаращил глаза, а потом заговорил, едва не захлебываясь от ярости и презрения.
— Полуфабрикат, — сказал он. — А еще тупее придумать не могли?
Выпрямившись во весь рост, он шагнул на вершину пологого холма; Каттер тут же пошел за ним и прицелился.
Летучий милицейский убийца пролетел над ранеными, завывающими от страха, и настиг человека со свистком. Тот выдавил еще одну слабую ноту, но в твари не было жизни, которую можно было отнять. Она вонзила в человека свои клинки, несчастный закричал и умер, истекая кровью.
Иуда зарычал. Каттер выстрелил вверх, чтобы прикрыть его. Иуда завыл и впился глазами не в летающий ужас, а в женщину, которая им командовала. Проволочная штуковина оторвалась от останков своей жертвы и взмахнула рукотворными крыльями. Иуда набрал полную грудь воздуха, словно готовясь ринуться в бой.