Сколько иглометов цокнуло сразу — Арчи не смог бы сосчитать. Волк, даже падая, убивал. А пограничники, казавшиеся бравыми и способными на все ребятами, просто умирали. Один за другим. Кто молча, кто со сдавленным стоном, кто с отчаянным криком.
Арчи с величайшим трудом удерживал бунтующее сознание от паники. Он не привык видеть столько смертей разом. Что же говорить о сопляках-пограничниках?
Арчи с ужасом подумал, что половина из них сейчас побросает оружие, закусит удила и побежит кто куда. Причем, половина из этой половины попрет под волчий огонь, а остальные — под иглы своих же. Те, кто не побежит, начнут палить куда попало. И тут начнется форменная резня, хуже, чем при визите хорька в курятник.
Те, кто не побежит, начнут палить куда попало. И тут начнется форменная резня, хуже, чем при визите хорька в курятник.
В общем, он выдернул из кармана игломет и приготовился к худшему.
Но Арчи ошибся. Видимо, пацанве перед операцией основательно промыли мозги. И недаром выдавали вместе с ужином водку.
Не побежал никто. Ну, почти никто — единицы, причем многих тут же сдернули наземь свои же. И это, как оказалось, было предусмотрено. Вот стреляли ребятишки беспорядочно, это да. Но — опять же — если не в волка, то поверх голов.
Волков, кроме того, самого первого, Арчи больше не видел, и стрельба помалу улеглась. Погранец-командир (не то лейтенант, не то сержант даже) быстро опомнился и принялся наводить порядок. Ребятки довольно быстро залегли, перезарядились; раненых и запаниковавших оттеснили назад, а то ли убитого, то ли оглушенного волка повязали и тоже отгрузили в тыл. Там, вроде бы, кто-то объявился из эшелона обеспечения.
Можно было перевести дух и осмотреться.
В оцепленной зоне то и дело вспыхивала стрельба, тот тут, то там, Арчи слышал характерный шелест распылителей, плотное цоканье иглометов и редкую стрельбу из пулевого оружия.
Вероятно, волков было очень мало. Пока.
* * *
На закате помощник сибирского босса по фамилии Чеботарев откинул гибкий полог-подкрылок и вошел в палатку. Синеватая химическая лампа наполняла полусферический купол даже не светом, нет — отсутствием тьмы. Воздух под куполом казался густым и фосфоресцирующим.
— Ну, что, гвардия? Готовы? — напряженным голосом спросил Чеботарев.
Китаец-шарпей молча встал и вогнал в механический пистолет черный прямоугольник обоймы. Казалось, он родился и вырос в этом комбинезоне с обилием карманов, в каждом из которых таилось что-нибудь смертоносное.
«Интересно, — подумал Генрих, — а он хоть немного нервничал после первого «фитиля»? По-моему, нисколько.»
— Что, поехали? — мрачно осведомился долговязый прибалт-дог.
— Ага. Через пять минут кольцо начнут стягивать. Ваш выход, супермены.
Второй прибалт, туранец, россиянин Баграт и четверка сибиряков, похожих на бультерьеров-переростков тоже поднялись с шезлонгов-коек.
Себе Генрих выбрал многозарядный пулевик, но не длинноствольный, как пограничные иглометы, а смахивающий на большой пистолет. Штуку достаточно смертоносную и невероятно скорострельную — иглометам-селектоидам такая и в первом приближении не снилась. Правда, имелась у этого и оборотная сторона: все карманы пришлось набить запасными обоймами, да еще обмотаться специальным ремнем-патронташем. Обойм, помимо примкнутой, Генрих взял аж восемь, а выпотрошив ремень можно было снарядить еще шесть.
Никогда прежде Генриху не приходилось вооружаться так основательно. И та его часть, которая не переносила людской смерти, напряглась и задрожала, но Генрих привычным усилием воли подчинил ее мрачной скорлупе-оболочке, которую вылепили европейские психоинженеры перед заданием.
«А ведь если разобраться, — отстраненно подумал Генрих, — психоинженеры просто делают из нас шизофреников. И те, у кого сдерживающая сущность оказывается слабее сущности побудительной, становятся агентами. Чем сильнее разрыв между сущностями, чем легче удается подчинить сдерживающую сущность — тем ценнее агент. И тем больше он может натворить.»
Это не значит, что агент-шизофреник не в состоянии сойти с ума после очередного убийства. Просто он может вынести больше убийств подряд — без профилактической промывки мозгов.
Без сдирания старой скорлупы и торжественного запихивания в новую. Только-только вылепленную.
Один за другим они выходили из палатки в вечернюю комариную муть. После неживого химического освещения все казалось преувеличенно темным — и таящийся в зарослях мрак, и последний закатный росчерк на небе, и даже луна, полускрытая символическими облачками.
У палатки стояли Золотых, россиянин Коршунович и майор-пограничник. Лица их тоже казались темными; Генрих видел только слабые отсветы в глазах.
Чуть поодаль вытянулся в шеренгу взвод российского мобильного спецназа. Те, чью судьбу нынешней ночью придется разделить.
Полковник Золотых сделал маленький шаг вперед — Генриху на секунду показалось, что он готов разразиться неуместной напутственной речью, но сибиряк произнес всего две фразы:
— Постарайтесь притащить хотя бы одного живьем. И все, считайте свою миссию выполненной.
Прибалты коротко переглянулись. Эти явно привыкли понимать друг друга без слов. Генрих решил для себя, что там, в лесу, постарается держаться к ним поближе.