Мопед казался игрушечным — маленький, красненький, блестяще-чешуйчатый, с близко посаженным глазками и единственной фарой на рогатом руле. Двинулся он что называется с полпинка — едва Рихард вставил ключ и послал его вперед. Мопед мягко покатил по усыпанной хвоей дорожке.
Рядом с биобусной остановкой тропинка влилась в трассу — неасфальтированную, но сухую и гладкую, укатанную-утоптанную. Совершенно неожиданно Рихард почувствовал себя счастливым — было что-то завораживающее в этом не особенно быстром движении верхом на малютке. Во встречном ветре. В тихом урчании мопеда. В послушно стелющейся навстречу трассе.
Иногда, очень редко, но все же случаются в жизни моменты, когда совершенно непонятно почему осознаешь: именно ради этого и стоит жить. Именно ради того, чтобы время от времени мчать на послушном мопеде сквозь тайгу, вдыхать полной грудью летние ароматы и на короткий миг почувствовать себя свободным.
Жаль, что свобода так недалеко простирается — всего лишь до окраины Алзамая. Там снова придется стать разведчиком, состоящим из глаз, ушей, носа и внимания. А пока Рихард упивался свободой.
Тайга как-то быстро и незаметно стала городом. Рихард уверенно сворачивал, где нужно — план Алзамая был основательно проштудирован еще в спеццентре.
Мопед Рихард оставил на стоянке за несколько кварталов от дома Эрлихмана. Агент-научник обитал на улице Иркутской, в довольно большом трехэтажном доме; к тому же Рихард подозревал, что в доме весьма обширный подвал. Для начала Рихард покружил по соседним улочкам, совершенно безлюдным. За высокими оградами возвышались ладные кедры, увешанные пузатыми беличьими хатками. На ветвях короны старенького домика резвились две молодых харзы, похожих на проворные лимонные молнии. Где-то вдали монотонно, как неотлаженный заржавленный механизм, стрекотала сорока.
Едва Рихард свернул на Иркутскую улицу, окружающее мгновенно изменилось. Провинциальная благость мгновенно куда-то испарилась. У дома Эрлихмана теснились десятки экипажей, улицу блокировали вооруженные спецназовцы в форме Европейского Союза, а от самого дома веяло страхом.
У дома Эрлихмана теснились десятки экипажей, улицу блокировали вооруженные спецназовцы в форме Европейского Союза, а от самого дома веяло страхом.
За линию оцепления Рихарда, конечно же, не пустили. Он присмотрелся издали, глядя поверх голов любопытствующих. Забор был сломан в нескольких местах, увечная ветка сосны при крыльце сиротливо свешивалась почти к самой дороге. Все окна третьего этажа были выбиты.
Тут явно что-то происходило. Совсем недавно — скорее всего, ночью или ранним утром. И Рихард нисколько не сомневался, что эти события не случайны.
Толпа откровенно пялилась на пострадавший дом; внезапная смерть Эрлихмана уже сама по себе вызывала любопытство соседей, а тут еще и чей-то разрушительный визит. Эрлихман наверняка слыл человеком тихим и незаметным; хороший агент обыкновенно не привлекает ничьего внимания, а Эрлихман не мог быть плохим агентом, раз сумел продержаться в Алзамае целых восемнадцать лет. Соседи Эрлихмана щедро делились собственными соображениями со случайными прохожими.
Вдруг Рихард обнаружил, что ближайший парень из оцепления пристально глядит на него. Пришлось изображать из себя праздношатающегося зеваку — поторчать в толпе, побродить, вытягивая шею, поцокать языком. И все это таким образом, чтобы свое лицо по возможности парням-спецназовцам в оцеплении не показывать. Задача, настолько же кажущаяся простой, насколько на самом деле сложная. Некоторое время Рихард даже осматриваться толком не мог, и когда наконец продефилировал вдоль всей цепочки зевак, перекрывающей улицу, и смог снова обозреть окрестности, он обнаружил, что наблюдает уже не в одиночестве.
Чуть поодаль, в густых кустах орешника, явно с умыслом насаженного хозяином перед собственным домом, стоял невысокий ньюфаундленд. Позиция у него была очень выгодная: сам он видел почти все, что творилось у дома Эрлихмана, а заметить нюфа возможно было всего с двух точек: с той, где сейчас оказался Рихард, и с противоположной стороны улицы, на продолжении воображаемой прямой.
Нюф холодно воззрился на Рихарда, зевнул и неторопливо направился прочь; до угла ему было рукой подать.
«Кто он, черт побери?» — подумал Рихард озабоченно.
После вынужденной беготни за злосчастным афганом, Рихарда вполне могли срисовать сторонние наблюдатели. Тот же нюф, к примеру. А примелькаться подобной публике — хуже нет. Агент полезен лишь до той поры, пока незаметен. Внешность Рихард, конечно, слегка изменил, да только наметанному глазу такие перемены не помеха.
Отсюда нужно было убираться, и чем быстрее, тем лучше. Дом под присмотром, пробраться туда — и думать нечего. Даже глубокой ночью. Да и немногое там уцелело, судя по всему. Если сибирякам уже известны координаты, они вскоре отправятся в тайгу. Тогда предстоит осторожно клеиться им в хвост…
Рихард торопливо вернулся к стоянке, забрал мопед, и целеустремленно покатил прочь. Несмотря на то, что нужно было спешить, он забрал в сторону южной окраины, внимательно поглядывая на попутные экипажи. Но ни один не ехал подозрительно медленно и не останавливался, поджидая ездока на мопеде-малютке.