Во время бесконечной прогулки по улочкам Спитфилдза Марго вслушивалась всем своим существом в то, что происходило вокруг, безжалостно отметя прочь унижение и страх ради более насущной необходимости учиться. Она запоминала жаргонные словечки, названия предметов, которые она никогда прежде не видела, обрывки новостей и сплетен, которые привели ее к нескольким поразительным выводам о состоянии мира в 1888 году.
— Малькольм? — Голос Марго лишь чуть-чуть дрожал.
— Да? — Его голос все еще был ледяным.
— Это ведь не обычные трущобы, верно? Спитфилдз, я имею в виду. Они не похожи на Уайтчепель или Сент-Джайлз.
Он посмотрел на нее. Холодность в его взгляде немного растаяла, уступив место удивлению.
— Почему ты спросила об этом?
Она прикусила нижнюю губу, затем кивком показала на женщин, разговаривавших на каком-то неведомом языке, явно не по-английски, на мужчин, длиннобородых и одетых в черные сюртуки; они глядели прищурившись, словно их глазам пришлось повидать слишком много горя.
— Эти люди выглядят и говорят, как беженцы. Кто они?
Малькольм аж замер на месте. Он рассеянно подул на свои пальцы, чтобы согреть их, глядя на Марго оценивающим взглядом.
— Чтоб меня черти взяли… — тихо пробормотал он. Она ждала, гадая, не заслужила ли она отсрочки приговора.
— А как ты думаешь, кто они такие? — Он задал ей нелегкую задачку, чтобы посмотреть, как она с этим справится.
Она стала внимательно разглядывать женщин постарше, укутанных в платки, молоденьких девушек с блестящими черными распущенными волосами и стыдливыми улыбками, стариков в широкополых черных шляпах и шерстяных жилетах ручной вязки с бахромой. Молодые люди выглядели деятельными и полными надежд. Те, что постарше, казались неуверенными и боязливыми, они подозрительно косились на нее и Малькольма. Язык был похож на немецкий. И тут все, что она увидела и услышала, вдруг сложилось в цельную картину.
Идиш.
— Это еврейские беженцы, — медленно сказала она. — Но от чего они бежали? Гитлер… он ведь еще даже не родился?
— Гитлер был не первым безумцем, организовавшим погромы еврейских общин в Европе. Просто самым последовательным и жестоким. Сталин, конечно, был почти таким же негодяем. Лет восемь назад, в 1880-м, начались кровавые погромы, прокатившиеся по всей Европе. Евреев убивали, изгоняли из их домов, из стран, где они родились.
Евреев убивали, изгоняли из их домов, из стран, где они родились.
— Значит… то, что происходило во время второй мировой войны, было… чем-то вроде продолжения всего этого? Только гораздо хуже? Мне никогда это прежде не приходило в голову. — Марго оглядела из конца в конец улицу, где кошерные бойни и лавки мясников сражались за место с портновскими мастерскими и пекарнями И в эту минуту Марго увидела связи, тянущиеся в будущее из настоящего мгновения, гулким эхом отражаясь от пробелов в ее сознании, пробелов, о которых она прежде и не подозревала. Внезапно ее узкий миннесотский мирок взорвался и стал с головокружительной скоростью расширяться в бесконечно большее пространство, в котором валялись причудливо разбросанные кусочки человеческой головоломки. И ей предстояло попытаться сложить их и понять то, что она никогда прежде не считала возможным.
Ясно, как будто вдруг вспыхнула молния, осветив неведомые раньше закоулки, она вдруг поняла, почему Малькольм Мур был готов сносить всю бедность и унизительность жизни независимого гида лишь для того, чтобы еще раз шагнуть через новые Врата.
Он хотел понять
Марго взглянула вдоль этих бесконечных коридоров в своем сознании, полных нескончаемых пробелов и пропусков, и увидела, что ей необходимо заполнить их все — или по крайней мере столько, сколько удастся, пока она еще жива.
Когда она стряхнула с себя это неожиданное видение, Малькольм смотрел на нее самым странным образом, словно с ней только что случился припадок и она просто никак не может сообразить, что ей следует упасть. Единственное, что она смогла придумать, — это сказать ему:
— Они, должно быть… я даже представить себе не могу, что они должны были подумать, когда Гитлер начал бомбить Лондон.
Что-то на самом донышке его глаз изменилось в ответ на то, что, наверное, стало заметно в ее глазах. Марго мгновенно почувствовала, что он абсолютно точно понял, какое сияние распирало ее изнутри. Внезапные, неожиданные слезы навернулись ему на глаза. Он отвернулся в сторону, выдохнул и прокашлялся. Облачко пара растаяло в морозном февральском воздухе.
— Это наполовину, если не больше, был мой собственный промах, — промямлил он. — Ты и так уже была сильно расстроена, и мне следовало проверить, знаешь ли ты, как обращаться с подобным револьвером, еще до того, как мы прошли через Врата. Просто всегда нужно так много всего запомнить, что даже опытные гиды забывают порой кое-какие мелочи, скажем, проверить, что знает твой напарник. — Странный изгиб его губ, покрасневшие от смущения щеки удивили ее. — И, по правде сказать, я не очень-то привык работать с напарником.
Марго вдруг почувствовала, что ей стало трудно глотать.
— Я начинаю понимать, Малькольм. Ну правда же. Я учусь каждую минуту, что мы находимся здесь. Я пытаюсь научиться тому, как нужно учиться, а не только тому, что я должна выучить.