Кит нащупал ближайший стул и неуклюже свалился на него.
— А другой колдун? Что вы узнали о нем?
Жители Лоренцу-Маркеша снова смущенно переглянулись.
— Отец мой, тот, мертвый колдун, — тихо произнес губернатор Оливьера Салазар, — он болтал, как одержимый безумием. Он говорил по-голландски!
Малькольм и Кит обменялись взглядами.
— Я немного говорю по-голландски, святой отец, — вмешался сержант Браз. — Колдун был в ярости из-за того, что пропал один малый из их темной компании. Но мы уже отправили свои отряды на поиски этого третьего и пообещали черным туземцам награду, если они поймают его и приведут к нам.
«Валлиец, — сообразил Малькольм. — Бедный перепуганный чудак…»
— Немедленно проведите меня к пойманной вами ведьме, — сурово произнес Кит. — Я должен срочно провести дознание. Выяснить, действительно ли сатана овладел ею. А она вам говорила что-нибудь?
Один из баскских фермеров сплюнул на пол:
— Нет, только визжала.
Кит страшно побледнел. Малькольм поспешил помочь ему:
— Отец Алмада, вы все еще не в себе. Вам бы следовало лечь в постель.
— Как могу я спать, если Божья работа не ждет? Давайте, дети мои, показывайте мне эту ведьму!
«Что ты собираешься делать, Кит? Ведь мы не сможем уйти через Врата еще целых пять дней. Мы наверняка выдадим себя!»
Но желание узнать, в каком состоянии находится сейчас Марго, терзало Малькольма. А каково было Киту?
Губернатор с солдатами повели их под проливным дождем к маленькой хибарке в дальнем конце форта. Остальные потянулись следом.
Подойдя к домику, сержант Браз извлек железный ключ. Заскрежетал ржавый замок. Помещение за открывшейся дверью было столь темным, что ничего нельзя было разглядеть. Кит нетерпеливым жестом потребовал фонарь. Кузнец Роландо Гуларт отдал ему свой.
— Оставьте нас, — резко произнес Кит. — Мы с отцом Ксабатом сами допросим ведьму.
— Но, отец Алмада, она может причинить вам зло…
— Бог охраняет своих служителей, сын мой. Не бойся за нас. Ступай. Мы допросим ее и запрем снова.
Солдаты в нерешительности толкались перед входом, затем отступили к дальнему концу навеса. Кит поднял фонарь, глубоко вздохнул и вошел в грязную каморку.
Марго, съежившись, забилась в угол своей темницы и мелко дрожала. Ее сжигала самая страстная ненависть, какую ей только приходилось испытать в своей недолгой жизни. И еще было так невыносимо больно, до слез. Соленые капли прокладывали дорожки по ее щекам. Эти жестокие грубые животные — нет, они хуже животных, так их назвать значит оскорбить животных, — они изнасиловали ее, избили.
И еще было так невыносимо больно, до слез. Соленые капли прокладывали дорожки по ее щекам. Эти жестокие грубые животные — нет, они хуже животных, так их назвать значит оскорбить животных, — они изнасиловали ее, избили. Потом стали допрашивать на всех известных им языках и каждый раз снова били, потому что она не могла им ответить. Наконец в своих попытках узнать, кто же она такая, они заговорили на исковерканном английском.
Мучители требовали от нее много. Чтобы она сказала, кем был другой человек, тот, которому удалось бежать. Чтобы призналась, зачем вообще прибыла сюда со своим спутником, и какое страшное зло замыслили они против Португалии…
Этот безумный допрос все длился и длился. Он продолжался до тех пор, пока у Марго еще оставались силы кричать. А когда она уже не могла произнести ни слова, эта свинья, их командир, снова изнасиловал ее и швырнул голую в эту каморку с земляным полом. Здесь ее заперли без воды, пищи и чего-нибудь, чем можно было прикрыть наготу. С тех пор они приходили лишь один раз, чтобы сообщить ей, что Кут ван Биик умер и что теперь очередь за ней.
Никогда еще в своей жизни Марго не испытывала такого безнадежного отчаяния. Она рыдала и рыдала, пока у нее не кончились слезы. В это путешествие ее погнали глупые детские устремления. И вот чего она достигла в результате: Кут ван Биик убит, а валлиец затерялся во времени еще безнадежнее, чем прежде. Не говоря уже о том, что сама она изнасилована и сидит в этой мерзкой тюрьме без всякой надежды на освобождение.
При этой мысли ее снова охватила дрожь. Она бы, кажется, не остановилась перед убийством, чтобы раздобыть воды и мыла. И, конечно же, оружие, чтобы отомстить этим ублюдкам. Если только их вообще можно убить. Ее кожа все еще воняла их потом. Всякий раз, когда она закрывала глаза, она видела гнусные рожи, глазеющие, как ее насилуют и избивают…
«О, Малькольм, зачем только я убежала от тебя?» Это воспоминание было мукой. Там — доброта и мягкость, здесь — чудовищные, немыслимые издевательства и унижения… Прости меня, Малькольм, прости, если только можешь, я подвела тебя, подвела Кита, подвела тех, кто рассчитывал на мою помощь, чтобы живыми выбраться отсюда, я подвела даже маму…
Мать Марго по крайней мере отдала жизнь, пытаясь спасти своего ребенка. А все, что пока удалось самой Марго, — это вести себя как безмозглое, неблагодарное отродье. Торчать голышом запертой в португальской тюрьме в ожидании казни — более дьявольского урока она еще не получала.
— Простите, простите меня, — шептала она снова и снова. — Я так виновата…