— Ты мне тут не тыкай… — огрызнулся герой, зловеще шевеля кустистыми бровями.
— Прошу суд внести орудие убийства…
В здании правосудия тут же появились два солдата, неся на большом медном подносе искореженную до неузнаваемости кифару.
Инструмент навеял Гераклу недавние воспоминания, и он дурным голосом пропел:
— О птичка, птичечка…
— Подсудимый, прошу не кощунствовать! — взвился судья. — Этим своим возмутительным поведением вы глумитесь над покойным, попираете память великолепного музыканта и педагога!
— Вам не нравится, как я пою? — Геракл обиженно потер заросший бородой подбородок. — Что ж, вы еще попросите…
И он демонстративно стал изучать свои сандалии.
— Итак, мы видим, что подсудимый совершенно не отрицает своей вины, — продолжил Радаманф. — При других обстоятельствах это пошло бы ему только на пользу. Но при этом… — Судья картинно взмахнул рукой. — При всём при этом подсудимый наотрез отказывается раскаяться в содеянном и за свою немыслимую дерзость безо всяких сомнений будет справедливо покаран. Защита, ваше слово!
Маленький иудей хитро блеснул глазками и от дальнейших комментариев воздержался.
— Что ж, — Радаманф торжествующе усмехнулся, — уважаемые присяжные, вы можете посовещаться. Нам нечего добавить по рассматриваемому делу.
Присяжные, набранные ради справедливого суда преимущественно из обитателей фиванского приюта для всех сирых и убогих, гуськом потянулись в комнату совещаний. При этом многие с опаской оглядывались на Геракла, который показывал им из-под деревянной скамьи могучий кулак.
Через полчаса присяжные вернулись в зал суда.
При этом многие с опаской оглядывались на Геракла, который показывал им из-под деревянной скамьи могучий кулак.
Через полчаса присяжные вернулись в зал суда.
— Итак, уважаемые, каков же ваш вердикт? — несколько высокопарно поинтересовался судья, ни на секунду не сомневаясь в итоге рассматриваемого дела.
Вперед выступил худой одноглазый старик и громко проблеял:
— Мы затрудняемся с ответом.
— Как так?! — возмутился Радаманф.
— Голоса разделились поровну.
— В таком случае, — сразу оживился судья, — в соответствии с греческим судебным кодексом я беру ответственность за решение на себя…
— Одну минуточку! — вмешался защитник.
— Да, в чем дело? — Радаманф с пренебрежением покосился на иноземца.
— Одно маленькое, но весьма существенное обстоятельство, — быстро добавил иудей и извлек из-под одежды небольшую восковую дощечку.
— Что это? — заподозрив неладное, воскликнул судья.
— Это свидетельство о рождении подсудимого.
— Ну и что с того?
— А то, — Авраам ехидно захихикал, — что подсудимый по греческим законам не может предстать перед уголовным судом.
— Это почему еще не может?
— А потому что ему семь дней от роду! — выкрикнул иудей, сунув побледневшему судье восковую дощечку под нос.
Через пять минут Геракла отпустили.
— Нет, ну какой всё-таки молодец! — радостно хлопал себя по бокам, зорко следивший за происходящим Зевс. — Ай да Авраам, ай да хитрюга! Нет, Эрот, ты видел? За этим народом великое будущее!
В общем, Громовержец как в воду глядел.
Глава третья
ГЕРАКЛ В ФИВАХ
Что ж, не лежало у молодого героя сердце к высокому искусству. Однако по большому счету и не особо-то оно было ему нужно.
Наибольшие успехи Геракл проявил в греческой (олимпийской) борьбе, стрельбе из лука и владении различным холодным оружием. Тут сыну Зевса не было равных. Его могучие руки сами собой вертели ножи, ловко управлялись с мечом и метко кидали копье.
Пытались еще обучить Геракла математике, но это дело оказалось таким же гиблым, как и пресловутое обучение музыке, закончившееся небольшой курьезной трагедией.
Великий герой смог научиться считать лишь до пяти, а дальше… его словно заклинивало. Прямо психическое расстройство какое-то.
Учитель математики Фагопир чуть с ума не сошел, втолковывая сыну Зевса азы примитивного счета. Этот учитель был уже наслышан об ужасной смерти брата Орфея Лина и потому во время занятий с Гераклом всегда надевал боевой медный шлем, хотя походил в этом шлеме на старую, выжившую из ума черепаху. Правда, чем герой мог огреть старикана, было непонятно. Ну разве что каменным макетом октаэдра либо булькающей клепсидрой.
— Ну, давай, милок, — тихо просил математик, — считай… один, два…
— Три, — радостно подхватывал Геракл, — четыре, пять, тридцать восемь…
— О Зевс всемогущий!
— Ладно, ты, Тортилла, не выделывайся, — зычно кричал на ученого сын Зевса. — Помни, что учишь ты величайшего из греческих героев, и это для тебя, старой мочалки, большая честь…
Поприсутствовав на уроках математики, Амфитрион вовремя прекратил бесполезные занятия, чем, возможно, спас жизнь старику Фагопиру.
Уж больно часто во время уроков Геракл поглядывал на каменный октаэдр, лежавший перед учителем на столе.
Подумал Амфитрион, подумал и решил, что всему, чему нужно, Геракл уже обучен.
После напряженной учебы началась практика, и сын Зевса поплыл вместе с аргонавтами за золотым руном, не особо, впрочем, в этом знаменитом походе напрягаясь.
Вернувшись из славного похода, великий герой заслуживал небольшого отдыха, и приемный отец послал сына Зевса в лесистый Киферон пасти стада.