Где-то через полчасика (клепсидра на правой руке историка булькнула всего лишь один раз) жуткая конструкция наконец остановилась, и греки оказались прямехонько в долине асфодела.
— Красотища! — восхитился сын Зевса, оглядывая бескрайние подземные поля бледных, слегка светившихся в сумерках тюльпанов.
Геракл наклонился, решив понюхать ближайший цветок, тюльпан зазвенел и неожиданно выстрелил в нос герою маленькой зеленой молнией.
Сын Зевса чихнул.
— Пойдем по тропинке вдоль поля, — с ходу предложил он, и они с Софоклюсом потопали прочь от опустившей их вниз подвесной кабины.
Вскоре россыпи асфодела закончились, и эллины очутились в огромных черных пещерах, освещаемых гигантскими фосфоресцирующими улитками, которые в изобилии ползали по округлым влажным сводам.
Подземные моллюски светились по-разному: кто синим, кто розовым, кто желтым.
— Красота! — снова прицокнул языком Геракл, задирая героическую голову.
Внезапно повеяло холодом. Софоклюс благоразумно остановился. Холодом веяло из-за очередного, таившего в себе жуткую неизвестность подземного поворота.
— Не боись! — Сын Зевса легонько подтолкнул историка вперед. — Не очкуй, приятель, ведь ты вместе с великим Гераклом!
— Для меня это слабое утешение, — нервно пробормотал, вечно перепуганный хронист.
За поворотом стены каменного туннеля были покрыты мерцающим инеем. Под ногами захрустел девственно чистый снег, кое-где валялись впавшие в спячку тускло светившиеся улитки.
— Что это? — Присев на корточки, Софоклюс осторожно коснулся обжигающей пальцы белизны.
— Олимпийцы называют это химеринос хиони! — знающе пояснил Геракл.
— А на нормальном языке?
— Снег! Обыкновенная холодная крупа, смерзшаяся под воздействием низкой температуры вода.
— И откуда ты только всё это…
— Тихо! — Сын Зевса предостерегающе поднял руку.
Софоклюс замер, и тут до его слуха донеслось чье-то грустное неразборчивое (пьяное?) пение.
— За мной! — прошептал могучий герой, и они с историком на цыпочках двинулись в недра заледенелого коридора.
Прошло совсем немного времени, и эллины увидели грустного подземного певца, сидевшего на большом плоском, покрытом инеем камне.
Певец был очень богато одет, а на его лохматой голове красовалась золотая царская корона( !).
— Черный дя-а-а-ател… — опустив голову, грустно выводил непонятный незнакомец. — Что ж ты, сволочь, вьешься над моею голов-о-о-ой…
Рядом с незадачливым певцом, лицом к холодной каменной стене, лежал еще один мужик — огромный мускулистый атлет в боевых доспехах.
— Эй, мужик, ты кто? — тихо, дабы не напугать певца, спросил Геракл.
Незнакомец дернулся, попытался вскочить с места, но лишь застонал и, сильно зажмурившись, тихо выругался.
«У него что, геморрой?» — мелькнуло в голове у могучего героя.
— Я царь Фессалии Пирифой, повелитель народа лапифов.
— Царь Перепой? — изумленно переспросил Геракл. — То-то от тебя вином за версту несет!
— Не Перепой, а Пирифой! — немного обиделся царь. — Хотя, если желаешь, можешь называть меня как угодно, мне уже всё равно.
— Вот так встреча! — Сын Зевса озадаченно почесал бороду. — Ну а это что за бугай там лежит?
Геракл указал на спящего атлета.
— Это Тесей, — небрежно бросил царь, — могучий герой Афин.
— НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! — хором выдохнули Геракл с Софоклюсом.
— Может-может, — вздохнул царь, — еще как может…
Сын Зевса подошел к атлету поближе, наклонился и заглянул тому в лицо.
— Ба! Это действительно Тесей и, судя по запаху… снова пьяный. Так вы вместе нажрались? Но… что это с его языком?
Язык спящего афинянина был высунут почти во всю длину, розовый кончик касался покрытой инеем каменной стены.
— Тесей лизнул стену, — сокрушенно махнул рукой Пирифой. — Я говорил ему, не надо, но если афинянин упрется…
— Да знаю-знаю, — кивнул Геракл, — хуже Минотавра, особенно когда пьяный.
— Я, кстати, тоже к камню прирос мягким местом, — разоткровенничался царь. — Сел передохнуть и бац… намертво прихватило.
— Как же вас так угораздило? — усмехнулся Софоклюс.
— Нас наказал великий Аид!
— За что?
— Ну… мы… это… немного с Тесеем выпили в честь Олимпийских игр и спустились сюда… м… м… м…
— Искать Минотавра? — с готовностью подсказал замявшемуся царю сын Зевса.
— Не совсем… — Пирифой был слегка смущен. — Мы спустились сюда, дабы… похитить у Аида его жену, красавицу Персефону.
«О Зевс, какие идиоты!» — подумал Геракл, а вслух сказал:
— Но зачем она вам понадобилась? Вам что, греческих женщин мало?
В ответ царь неопределенно пожал плечами:
— Это была идея Тесея, у него и спрашивайте!
— Спрашивать что-либо у Тесея бесполезно! — усмехнулся сын Зевса.
— Пьяная скотина плохо соображает, где вообще находится.
— М-м-м… му-у-у-у… — замычал проснувшийся афинянин. — Г-гера-а-а-а-кл эт-то-о-о ты-ы-ы?..
— Конечно, я, а кто же еще? — склочно отозвался могучий герой.
— Вы-ы-ручи-и-и-и…
— Был бы у меня ледоруб! — мечтательно произнес Геракл. — Ладно, обойдемся и без инструмента. Софоклюс, давай кремень…
В качестве сырья для костра царь Пирифой пожертвовал частью своих роскошных одеяний, на костер пошла также отрезанная ножом борода Тесея.
— Всё, теперь ждите! — торжественно объявил сын Зевса, глядя на пляшущее посреди пешеры веселое пламя. — Минут через десять всё растает. А что касается Персефоны… Женщина, конечно, красивая, но… по правде говоря, ее возбуждают исключительно покойники.