Лицо Радхи стало неподвижным и строгим, как погребальная маска, руки сжались в кулаки.
— Я целую жизнь изучал таких, как ты, Джон, и точно знаю, о чем ты думаешь.
Форман стоял у меня за спиной, но его голос наполнял всю комнату.
— Тебе снится, как ты пытаешь людей. Ты мучаешь животных. Ты отрываешь крылышки мухам. Посмотри на нее, Джон, — она и есть муха, насекомое. Она ничто. Порежь ее.
Она не сводила с меня взгляд, но он стал менее уверенным, глаза расширились. Она считала, что я на ее стороне, а теперь ее одолевали сомнения. Она начала бояться меня.
Нож каким-то образом раскрылся в моей руке. Я поднес его поближе и посмотрел на блики света, которые сверкали, струились и капали с лезвия, как мед.
Нож в моей руке казался таким… правильным. Забудь обо всем, вот он ты — такой, какой есть, человек с ножом, человек, которого боятся и уважают, который свободен делать и говорить что угодно, быть кем угодно. Несколько месяцев назад я уже находился в такой ситуации — и точно в такой позе, когда угрожал ножом матери. Я видел, как она сжимается в комок, зная, что я способен на все. Я был богом, таким же богом, как Форман, и все это я пустил коту под хвост. Зачем? Чтобы затолкать себя в чужую шкуру и прожить жизнь в мучительной лжи? Чтобы проводить дни в одиночестве, а ночами терпеть поражение в борьбе с собственной природой? Я потерял шестнадцать лет, пытаясь стать кем-то другим. И все это время я задавал неверный вопрос.
Вместо того чтобы спрашивать себя: «Как долго мне удастся удерживать это в себе?» — стоило спросить: «Зачем я удерживаю это в себе?»
Радха явно заметила перемену в моих глазах, руках, позе и поняла, что я сделаю это. Теперь она была испугана. Она знала, что я хочу вонзить в нее нож, кромсать, услышать крик, взывающий ко мне.
Ко мне? Или к мистеру Монстру?
Я несколько дней не вспоминал о мистере Монстре. Прежде он жил в моем разуме, как болезнь, распространялся и рос, но я не думал о нем с… того дня, как убил кота на складе. А это означало, что он не исчез, а впитался в мое сознание и я полностью превратился в него. На самом деле исчез не он, а Джон.
Я поднял нож и пригляделся к нему. В доме Формана столько разных инструментов: консервный нож, пила, штопор. Я мечтал испробовать все. Мечтал почувствовать, как напрягаются от ужаса мышцы Радхи, когда я прижимаю лезвие к ее спине, услышать тихий всхлип боли. Вот кем я был.
Но хотел быть другим.
Я положил палец на обух клинка и медленно закрыл нож — описав круг, лезвие легло в прорезь.
— Джон… — проговорил Форман.
Какие чувства он воспринимал от меня?
Я не выпускал нож, плотно сжимая его в кулаке и уставившись на Радху. Я плохо видел ее, что-то затуманивало взгляд. Слезы. Я уронил нож, и он, упав, продырявил мою душу, вырезал мистера Монстра, словно громадную опухоль. Я был ранен — разломлен надвое, но я снова стал собой.
— Ты идиот, — сказал Форман и ударил меня: что-то тяжелое обрушилось мне на затылок, и я рухнул, как мешок с картошкой.
Радха подхватила меня, замедлив падение к ее ногам. У меня за спиной в бешенстве бранился Форман, и я услышал громкие металлические звуки.
— Ты идиот, — повторил Форман, — больной недоразвитый идиот. Ты думаешь, я ничего не могу с тобой сделать? Спроси-ка у новой подружки, хорошо ли тебе будет в яме.
Послышался скрежет, и Радха подтащила меня к себе, подальше от Формана. Что-то тяжелое упало мне на ногу, прищемив ее. Я повернулся и увидел, что на меня свалилась толстая доска. Трех бочек в углу теперь не было, доски отодвинулись в сторону. Под ними в цементном полу оказалась широкая дыра — ничего, кроме черноты, я в ней не рассмотрел.
— Никогда не сдавайся, — прошептала Радха. — Как бы плохо тебе ни было, что бы он ни требовал от тебя. Никогда не сдавайся.
Что-то схватило меня и потащило прочь от Радхи, вытягивая ногу из-под доски.
— Тебе понравится, — сказал Форман. — Прекрасное местечко для дурака вроде тебя — ничего не делаешь, ничего не видишь, ни о чем не думаешь, только о том, как ты себя ненавидишь.
Он волочил меня по полу, и я увидел, что яма заполнена коричневатой маслянистой водой. Я попытался вырваться, но Форман, крепко держа меня, подпихнул к краю и столкнул вниз.
Здесь было не так глубоко, как я думал, — не больше фута, и я неловко стукнулся об дно. Удар оказался болезненным и неожиданным, а вода холодной и вязкой. Я приподнялся, пытаясь сориентироваться, и в этот момент тяжелые доски ударили меня по голове.
Я приподнялся, пытаясь сориентироваться, и в этот момент тяжелые доски ударили меня по голове. Я упал лицом в воду, и внезапно все замерло — звуки стали далекими и глухими, а потом воцарилась полная тишина.
Мне хотелось, чтобы звуки никогда не возвращались.
Глава 18
— Джон!
Резкий шепот показался громким и слабым одновременно.
— Джон, вы живы?
Звук доносился приглушенно, будто издалека.
Мне было холодно, в висках мучительно стучало. Я шевельнулся, и иголки боли вонзились в тело. Грязная вода плеснула в лицо.
— Он двигается, — сказал голос. — Он жив.
— Вы нас слышите? — спросил другой голос.
Боль в голове сошлась в одну точку, я попытался нащупать ее, но стоило мне убрать руку, как я соскользнул под воду. Я вернул руку на прежнее место и выбрался на поверхность. Глубины хватало, чтобы не позволить человеку лечь, поэтому приходилось опираться на руки. В то же время доски наверху были так низко, что я не мог нормально сесть. Стараясь не потерять равновесия, я поднес руку к голове. Удержаться в таком положении оказалось непросто, но я все же нащупал большую пульсирующую шишку. Не большую — огромную. Мне еще повезло, что я не утонул.