Я посмотрел на бумагу. Четыре строчки, выведенные аккуратным, немного вычурным почерком, который свидетельствовал, что Брук сначала написала стих, а потом перенесла на чистовик, чтобы он выглядел красиво.
Мы пошли на праздник костра в вечер ветреный и темный,
Мы думали повеселиться, но ужас нас ждал неуемный.
Но я по-прежнему хочу встретить тебя на свидании,
Приходи за мной завтра, а пока — до свидания.
Она хотела снова встретиться со мной. После всего, что случилось, после всех ужасов, что я натворил за прошедшую неделю, она звала меня на свидание. А я не знал, могу ли доверять себе.
— Я понимаю, стихотворение дурацкое, — сказала она, не поднимая глаз. — Но я подумала, это было бы здорово, потому что наше свидание так и не закончилось… Ну, то есть оно толком и не началось, по правде говоря, и вообще…
Я больше не рисковал полагаться на то, что сброшу напряжение в морге.
— Но я подумала, это было бы здорово, потому что наше свидание так и не закончилось… Ну, то есть оно толком и не началось, по правде говоря, и вообще…
Я больше не рисковал полагаться на то, что сброшу напряжение в морге. И пожар не помог, наоборот, я разволновался еще сильнее. Возможно, Брук — лучший способ забыть обо всем и почувствовать себя нормальным.
Она поджала губы и покраснела. Я вдруг сообразил, что до сих пор молчу.
— Да, — быстро ответил я. — Это было бы здорово.
Ее лицо мгновенно просветлело.
— Так что, завтра вечером?
— Да, — согласилась она. — Часов в пять?
— Отлично.
Я помолчал немного.
— А чем бы ты хотела заняться?
— Я сама обо всем позабочусь. Предоставь только самого себя и машину.
Она рассмеялась.
— Договорились. Я заеду за тобой в пять.
— Класс! — сказала она. — Здо?рово!
Она развернулась, улыбнулась маме, и ее каблучки радостно застучали по ступенькам.
— До завтра!
— Ну и дела, — проговорила мама, входя с площадки в дом и закрывая дверь. — Единственный член семьи, у которого есть нормальные отношения, — социопат.
Она сухо рассмеялась и села на диван.
Едва слышный голос из глубин подсознания сообщил мне, что это свидание ни к чему хорошему не приведет.
«Странно, — подумал я. — Обычно голос советует мне следовать за Брук, а я отвечаю, чтобы он отстал. Ну-ну».
Глава 13
Среди деревьев за домом я сложил горку из маленьких черных сверчков. Они бешено били крылышками, а рядом с ними возвышалась кучка их крохотных лапок, похожих на тонкую пластиковую стружку. Без лапок сверчки только беспомощно ерзали, их брюшки сгибались, словно короткие толстые пальцы, крылышки трепыхались, борясь с грязью и гравитацией. Похоже, они не могли оторваться от земли — им требовались лапки, чтобы подпрыгнуть и взлететь.
Я думал, что обломанные лапки будут сочиться кровью, или что там течет внутри сверчка, но они отрывались, как лепестки цветка, целиком. Не оставляя ранок.
Я закопал живую горку и отряхнул ладони. Предстояло подготовиться к сегодняшнему вечеру.
От меня не должно исходить никакой угрозы для Брук. Первый фактор — мои правила: они не позволяли мне делать то, что нельзя, и я строго следовал им, ни разу за последнее время не дав себе поблажки. Второй фактор имел отношение к первому и объяснялся просто: мама весь день отсутствовала. Она уехала сначала к Маргарет, потом к Лорен, чтобы убедить ее подать заявление о насилии в семье. Я выкинул их всех из головы, заполнив ее приятными мыслями и успокаивающими мантрами: 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13, 21. Я пребывал в мире с самим собой, и Брук не стоило опасаться столь мирного разума.
Третьим фактором стали, конечно, сверчки; все опасные или насильственные поползновения, которые могли у меня появиться, я выявил, удовлетворил и похоронил в земле. Мистер Монстр был счастлив, я был счастлив, мир был счастлив.
Я задержался в лесу. Дом Брук стоял чуть дальше влево, и отсюда я видел его крышу. Зимой я провел в этом лесу немало часов, забравшись на дерево за домом Брук и глядя в ее окно. Это было опасно, но вел я себя осторожно, и никто меня не заметил. Она никогда не задвигала шторы, вероятно, не предполагала, что кто-то может здесь объявиться, — наша улица находилась на самой окраине Клейтона, а за домами на две мили тянулся сплошной лес.
Я, конечно, прекратил наведываться туда — не стоило проводить столько времени, думая о Брук. Я и стал ее избегать, чтобы поменьше думать. Но теперь ситуация изменилась. Мы чаще встречались, и по ее желанию. Я мог мечтать о ней, не чувствуя себя виноватым.
Мы чаще встречались, и по ее желанию. Я мог мечтать о ней, не чувствуя себя виноватым. И мои правила оставались при мне, так что ничего не должно было случиться.
Но одно правило все же следовало изменить. Глупо, что во время нашего прошлого свидания я не позволил себе посмотреть на ее блузку. Речь шла не о том, чтобы разглядывать ее грудь, мне просто хотелось знать, какая на ней блузка. В этом не было ничего зазорного.
И вот я стоял ярдах в пятидесяти за ее домом под прикрытием деревьев. Отсюда я видел ее окна, но при свете дня не различал, что происходит внутри, к тому же меня это не интересовало. Я просто проходил мимо. Впрочем, заглянув внутрь, я мог бы узнать, как она одета, а узнав, и себе подобрать что-нибудь соответствующее. Я понятия не имел, что она задумала: что-нибудь шикарное? Что-нибудь вульгарное? Что-нибудь посредине? А ведь я рискую одеться совершенно неподобающим образом, и это погубит все свидание.