Я вдруг вспомнил, как ломился через защитную паутину, и поспешно добавил:
— Только остановиться надо…
— …не доезжая квартала до ваших владений. Мы это знаем. Через сорок минут машина будет на перекрестке улиц Радужной и Тридцатилетия Великих Свершений Равенства. Предъявите водителю блок?карту, он отвезет.
— А?а… какая машина?
— О, так вы новичок в Вельдане? Все наши машины в черно?белую клетку. Больше никто такими обозначениями не пользуется, вы не ошибетесь.
И я не ошибся. Через сорок минут, когда я уже минут десять топтался на одной переименованной обратно (Радужная) и на одной просто переименованной (Равенства…), на перекрестке остановился мрачного вида лимузин в черно?белую клетку. Не менее мрачный водитель?человек, исподлобья взглянув на меня, уточнил:
— Стасский?
— Да.
— Блок?карта?
— Вот, пожалуйста.
— Садись.
Мы с места набрали скорость. Против ожидания внутри лимузин оказался достаточно уютным, удобным, и я бы даже сказал — где?то роскошным. Я не удержался:
— Простите, а что, работа Ведомства Содержания и Заключения так хорошо оплачивается?
Водитель криво усмехнулся:
— Нет.
— А откуда же это?
— Добровольные пожертвования.
— А? — не понял я.
— Ну, кроме кримналога, существуют еще и добровольные пожертвования — спонсорство там всякое, меценатство, благотворительность. Зацепили, скажем, кого?нибудь из Семьи, а то и прямо из Гнезда, так что им, приятно в тюремной клетке на потеху всему городу ехать? Вот и пожертвовали нам несколько подобных машин.
.. Ну мы и пользуемся.
Мрачные черно?белые ворота захлопнулись за нашей машиной, въехавшей в тюремный двор. Мне даже показалось, что солнышко изрядно потемнело. Я торопливо попрощался с водителем и вылез на шахматную брусчатку двора. Навстречу уже спешил, как я понял, офицер внутренней службы, в черной форме с двумя белыми клетками на погонах. Первым отсалютовал он, как младший по званию.
— Стасский, бригада «У».
— Да! Здравствуйте. Блок?карту, пожалуйста.
— Пожалуйста.
Произведя идентификацию, офицер явно расслабился.
— Дежурный по сектору предварительного содержания Акай Сало. Чем могу?..
— Мне надо поговорить с задержанным вчера в Свободной Зоне неким Рахом Гуссосом.
— Так что же мы стоим во дворе, пойдемте пока ко мне в приемную, а его подготовят и доставят в камеру для допросов. А что натворил этот грошовый мерзавец?
— Понимаете, я не могу…
— Ох, простите, господин Стасский. Бригаде «У» вопросов не задают — это я знаю. Но уж больно интересно. Таких, как он, к нам не привозят, понимаете ли. Кримналог на один грош не дает права пользоваться всеми благами нашего учреждения. Собственно, он вообще ничего не дает — слишком малая сумма, но я его понимаю. Когда тебя берет за жабры «Гранит», поневоле используешь все возможное, чтобы попасть под защиту государства. Или хотя бы выиграть немного времени. Только вот одного он не учел — попасть к нам гораздо легче, чем потом вернуться на волю. — Он усмехнулся. — А теперь внимательно, идите за мной по черной дорожке.
И мы вошли в открытую арку, за которой клубился густой туман. Мы шли и шли в этом тумане, и все, что я мог видеть — черная, чуть светящаяся дорожка под ногами и сутуловатая спина моего сопровождающего. И больше ничего — ни времени, ни направления. Казалось, на эту дорогу мы затратили немалый кусочек вечности. Однако пришел в себя я на мягком диване, со стаканом какого?то сока в руке. Акай Сало стоял рядом и участливо глядел на меня.
— Простите, господин Стасский, я должен был учесть, что вы новичок. Хаос?лабиринт иногда очень тяжело действует на людей, зато исключает любую возможность побега.
Я подозревал, что он не совсем нечаянно провел меня этим путем, но промолчал. Он продолжал:
— Сейчас вашего задержанного уже ведут в камеру для допросов. Вы будете фиксировать его ответы?
— Конечно.
— Кристалл памяти или бумага и ручка?самописка?
Я вспомнил лекцию Ринели о том, что любой кристалл можно считать, и попросил ручку. Она же и показала мне тогда, как уничтожается в ручках моторная память. А бумаги я намеревался забрать с собой.
Эти мысли пронеслись у меня в голове как?то совершенно естественно, сначала я даже не удивился, а потом подумал, что просто начинаю привыкать к работе в бригаде. И к своему третьему уровню допуска. В камеру для допросов я, однако, попал, пройдя метров сто по обычному канцелярскому коридору. А вовсе не через Хаос?лабиринт. Возможно, Хаосом закрывали только внешние контуры тюрьмы… Но спрашивать я не стал.
Камера, стол, украшенный защитным орнаментом, кресло, украшенное таким же орнаментом, как я понял — для меня. С противоположной стороны на стуле сидел толстый коротышка с двумя роскошными фингалами под обоими глазками. Коротышка был одышлив, напуган и небрит.
Не успел я сесть, как он быстро и захлебываясь заговорил:
— Да ведь сказал я уже все, господин дознаватель, Силы свидетели, все сказал, и про грибы, и про тех, кто их готовил, и про тех, кому я их сбывал. Больше ничего за мной нет. Чист, как эльфийская дева…
Я молча опустился в кресло, положил перед собой стопку бумаги, активировал ручку?самописку, нахмурил брови и впился в преступника суровым и, надеюсь, проницательным взглядом.
— Имя?