Сквозь туман пива и дружеские синие сумерки, окутывающие наш столик, я не сразу осознал, что к нам кто?то подошел и что?то говорит Зуфе на захлебывающемся горском наречии, не обращая на меня абсолютно никакого внимания. А вот она была напугана, хоть и старалась отвечать спокойно — это я сразу понял, едва взглянув ей в глаза. Делать было нечего — я глубоко вздохнул, поднялся и потрепал подошедшего по плечу.
— Вам что?то нужно, господин? — Ну не люблю я конфликтов… И в родном городе тоже драк не любил, за что и слыл тихоней и маменькиным сынком. Но сейчас деваться было просто некуда. На меня, обернувшись и ничего не понимая, смотрел смуглый горбоносый златозубый горный орк.
— Тэбэ чэго, малчик? Сиди тиха, целый будэш. А ты… — Тут он снова перешел на свой горный диалект. Зуфа вздрогнула. Я понял, что он ее оскорбляет и вмешиваться придется, и постарался, чтобы голос не дрогнул.
— Господин, эта дама со мной, и вы не имеете права обижать ее…
— Айше, не надо… — вскочила Зуфа.
— Ай, какой нэхароший малчик. Тэбэ гаварят — малчи, целый будэш. — При каждом открытии рта зубы орка пускали по залу солнечных зайчиков. Мне было так страшно, что я даже удивился, заметив это. — Пашлы, патом дагаварым, — кивнул он Зуфе.
— Никуда она не пойдет.
— Смэлый, да? А кагда я тэбэ кости переламаю, тоже так гаварыть будэшь? Пашлы, дрань, из?за тэбя его нэ трогаю.
..
Зуфа все же медлила, но в глазах ее было отчаяние. За спиной орка появились еще двое, помолчаливее и поздоровее. И я понял, что бросить ее и удрать просто не смогу. И пусть меня даже побьют — медицина в столице хорошая…
— Оставьте ее в покое, вы… Она не хочет идти с вами.
Орк недоуменно смерил меня взглядом, потом обратился к подошедшим:
— Этот… — слова я не понял, — еще и… — слова я не понял. — А ты за нее платыл? Чтобы с нашей женщыной гулять, очень многа нам платыт нужна. Так что мы ее берем, а ты нам должен, очэн многа должен. Нэ расплатышся!
— Айше, не верь им, я не из этих… — В голосе Зуфы звучали слезы. Я не совсем понял, в чем дело, кивнул ей и попытался улыбнуться. Драка была неизбежной. Но тут меня за плечи подняли?таки прямо каменные ладони и отжали чуть в сторону, а знакомый голос Капитана (я уже понял, что тролли, когда хотят, коверкают слова) произнес:
— Твой хотеть деньги у наш малыш? Твой, помойная яма, отнимать деньги у тролль? Моя говорить с твоей, как взрослый со взрослый. Гым?
У орков смугло?красная кожа, но тут я увидел, как она становится просто серой.
— Он развэ тролль?
— Твой говорить, что моя врет? — Капитан улыбнулся, показав зубы раз в пять больше орочьих.
— Всо, всо. Мы уходым, мы здэс нэдавно, перепуталы, ашиблыс…
— Я узнать, кто так ошибся. Еще раз встретить — отпуджукать. Твоя понимать?
— Да, да, гаспадын…
— Мы его кормить лучший колчедан, он вырастать и сшибать вам рога. Ты понимать?
— Да, гаспадын.
— Раз понял, так вали отсюда. Достал. — Капитан пододвинул себе кресло, уселся и что?то крикнул в сумерки. Потом повторил уже на общем, для нас: — Ребята, сюда, и ставьте столы…
Потом мы снова ели, пили — в основном, за меня. Даже Зуфа снова оттаяла, заулыбалась. А потом я пошел ее провожать, и она снова повесила нос.
— Слушай, да забудь ты про этих…
— Тебе легко говорить. А я же в их диаспоре жила. Им за это платила… Мне теперь только в родную деревню. — Она всхлипнула.
— Ну пожалуйста, ну не плачь. Знаешь что, давай сегодня ты у меня переночуешь — поздно уже, а завтра мы что?нибудь придумаем.
— Ой, Айше, странно, я даже верю тебе. Только я не из таких, что сразу ночевать идут с любым, кто позовет. И забудь, что эта гнида золоченая про меня плела.
— Да я ж не понял, я вашего наречия не знаю…
— Ой…
— Только я не к себе. То есть я понимаю, ну, то есть я в гостинице живу…
— Да?а. Так ты хочешь, чтоб я с тобой прямо в нумера… — Я уже совсем запутался, но понимал, что идти ей некуда, и твердил одно:
— Ты не подумай, это приличная гостиница «Таможня», при Тампере, а я могу вообще уйти, то есть я потом приду, а ты переночуешь. А я на работе переночую. А завтра мы что?нибудь придумаем. Только ты не плачь. Завтра после работы я с тобой за вещами схожу. Или с работы удеру. Но завтра. А ночевать ты будешь одна и номер закроешь. Ладно, а?
— Ну ладно, — всхлипнула она, и я почувствовал себя героем, завоевавшим если не мир, то корону.
В этот раз я был умнее. Еще с вечера я составил себе подобие кровати из восьми стульев (кресла все с поручнями и неудобны), перенесенных через Зеркала из всех доступных кабинетов. И уже засыпая, все еще улыбался, вспоминая ее изумленный взгляд, когда мы пришли в мой номер. Оказывается, гостиницы в Вельдане чрезвычайно дороги, а уж люксы из двух комнат — чрезвычайно дороги. Но меня там знали, и бригаду нашу знали, так что даже не посмотрели косо на нас, а только удивленно, когда я вышел обратно…
Но утро было ужасным.
..
Но утро было ужасным. Несмотря на принятые меры, снова болело все: голова, затекшая шея, отлежанные на жестком бока и так далее. Поставив закипать электрический чифанник — без чифана тут не проснуться, — я с трудом добрался до М/Ж принять водные процедуры. Вернувшись, я заварил полпачки «Предсмертника» и посмотрел на часы. Было около шести утра. Да, Зуфу будить было еще рано, даже для того, чтобы просто помыться. Говорил же мне дядя, что ничто не обходится так дорого и не ценится так дешево, как добрые поступки. Интересно, что она обо мне думает теперь? Думает, наверное, что дурак я… Хотя кто их знает, женщин?