— Мам, ну как ты не понимаешь? Это же новый инструмент, и именно в моем деле.
— Да, вот я бы хотела кстати спросить, каково оно — твое дело? Шляешься по окрестностям, ничего толком не учишь… Ким вон с аэродрома не вылезает, про Пестеля я вообще не говорю, он скоро уже преподавать пойдет. А ты?
— Я путешественник! — гордо выпятил грудь Ростик. — Глобтроттер — знаешь такую профессию?
— Глобом ты быть не можешь, потому что это означает шар, а у нас шара нет. Не на Земле живем, как известно.
Ростик подумал.
— Все равно — глобтроттер. Потому что шар есть, только слегка другой.
Мама замолчала, выволокла из-под рук Ростика тарелку. Поставила компот в огромной отцовской кружке. Компот был, конечно, из сушеных вишен. И как маме удалось сохранить их за зиму — уму непостижимо!
— Я разведчик, если угодно, выясняю нашу географию… Да, знаю я происхождение этого слова, не нужно ловить меня на несоответствии корней и наших здешних условий. Просто подходящего названия нет.
— Я не ловлю, — усмехнулась мама. Любаня посмотрела на нее и прыснула от смеха.
— Я убежден, лодка даст нам огромные возможности. Мы начнем осваиваться тут гораздо быстрее. Ведь столько нужно сделать — находить соседей, знакомиться, устанавливать торговлю, искать металл. Мы зимой с голоду чуть не умерли, а могли бы…
— Многие умерли, — суховато сообщила мама.
— Да, а следовало лишь поторговаться. За наш металл мы могли очень много продуктов получить.
— Торговать может только город, как целое. И это значит, контакт будет сначала дипломатическим, а уже потом торговым.
— Ну зачем так сложно? История показывает, сначала всегда шел купец, а дипломаты налаживались ездить попозже.
— Купец?
— Да, это самый простой выход. И я не понимаю, чему ты удивляешься? Коммунистов мы удалили…
— Дело не только в коммунистах, — произнесла мама. — Они, кажется, даже не главное зло.
— А что главное? — спросила Любаня своим мелодичным голоском.
Все переглянулись, ответа, убедительного ответа они еще не знали. Но мама все-таки попыталась сделать определение, правда не совсем формальное:
— Придурок, который издаст кретинское распоряжение и начнет с упорством идиота требовать его соблюдения. И даже там, где его власть не должна, не может быть применена.
— Я не совсем понимаю, — сказала Любаня. — Пока не ощущается удушающей силы каких-либо придурков, как ты говоришь…
Ого, подумал Ростик, Любаня и мама перешли на «ты». Огромный прогресс!
— Я и сама не очень понимаю, — призналась мама. — Посмотрим, как будут развиваться события.
— Но я в самом деле пока не ощущаю… — настаивала Любаня.
Она любила, чтобы ей было все ясно. Кроме того, она любила задавать вопросы. Ростик почти забыл об этой ее манере.
— Это пока их мало, — предположил Ростик, стараясь уяснить идею мамы и для себя. — А когда будет побольше и они, разумеется, абсолютно не побеспокоятся, чтобы их распоряжения как-то сопрягались между собой, тогда.
— А когда будет побольше и они, разумеется, абсолютно не побеспокоятся, чтобы их распоряжения как-то сопрягались между собой, тогда… Бр, даже представить противно.
Теперь Ростик, кажется, понял, что его так задело в том совещании, на котором он присутствовал утром. Отстраненное, чрезмерно холодное отношение ко всему, о чем там говорилось. И неумение признать, что почти любую проблему, стоящую перед городом, можно решить без чиновного вмешательства.
— Но ведь без управления — анархия! Или я чего-то не понимаю?
— Пока нам кажется, что это так. Но так ли это? — спросил Ростик.
— Ты говорил о лодке, — подсказала мама, отбирая у него пустую кружку.
— Верно. Потом нужно искать океан, строить флот, торговый прежде всего. Придумывать какую-то замену парусам, ведь ветры здесь не ахти, а расстояния, как сами понимаете, существенно больше, чем на Земле.
— Ты моряком хочешь стать? — удивилась Любаня. — А я считала, что глобтроттеры только по твердой суше бродят.
— На лодках много товаров не увезешь. А на кораблях…
— А пурпурные увезли. И немало. Кроме того, есть другой вариант — может, лодки нужно делать побольше?
Любаня хитренько так улыбнулась ему, Ростик не удержался и дернул ее за подбородок. Так часто делал отец, когда он был поменьше. Этого Любаня не знала, но все равно улыбнулась от удовольствия.
Мама поднялась, чтобы отнести грязную посуду на кухню.
— Как я понимаю, ты собрался стать торговцем?
— Нет, я хочу только прокладывать пути, договариваться с соседями, устанавливать условия безопасного контакта.
— Договариваться? — преувеличенно удивилась мама. — Какой из тебя договорщик? С Любаней не можешь, а туда же!
— Что значит — не могу?
— Ну и как назовете, если все обговорено? — бросила мама через плечо, уходя на кухню.
Ростик почувствовал, что стул уходит из-под него. Потому покрепче вцепился в стол и попытался выправить положение:
— Это правда?
— Она медик, — засмеялась Любаня, — она не может ошибаться.
— Значит, правда.
— Правда, — подтвердила она.
Ростик встал, на все еще нетвердых ногах подошел к окну. До завтрашнего утра непроглядная темень легла на их землю, на их город. Так бывало каждые двадцать часов, в этом не было ничего необычного. Но Ростику показалось, это не совсем обыкновенная ночь. В ней ощущалось рождение новой жизни, нового разума, человеческого сознания и человеческой души. Но рожденной уже здесь, в мире Полдневья.