— Они еще и воют, только чуть иначе, чем волки, — сказал Пестель. Он повернулся к Квадратному. — Так о чем ты?
— О том. Может, они нас потому первый раз пропустили без помех, что у них было чем заняться?
— Жертвоприношение предлагаешь устраивать или дань платить? — усмехнулся Пестель.
— Просто внимание отвлекать от трех тощих разведчиков и их изморенных лошадей.
Вой раздался вдруг совсем недалеко. И было в нем что-то, из-за чего между лопаток Ростик почувствовал холодок. Как бы это определить… Вой этот выражал радость при виде добычи, которая не убежит, которой некуда деться. И этой добычей были они, разведчики и лошади, как сказал старшина. Он прав, в этом Ростик не сомневался.
— Жаль, тут топлива мало, нельзя из костров круг поставить. — Старшина поднялся, потянулся. Потом лицо его стало твердым, как дубленая рожа тевтона, решившего подороже продать свою жизнь. — Пестель, давай назад, в резерв, к лошадям, будешь добивать тех, что прорвутся, и кидать головни, чтобы мы их видели.
— Почему я?
— На тебе доспехи послабее, так что…
— Может, и ваши железки их челюсти не выдержат?
— Не обижайся, Жорка, — вмешался Ростик, только обид им тут не хватало. — Тебе-то они вмиг все пооткусывают, поэтому слушай командира.
— Рост, станешь слева, начинай с арбалета. Может, они будут своих добивать — какая-никакая, а все же передышка. В ближних не стреляй, руби палашом. И не размышляй, разрубил и отбрасывай назад. Автомат пускай, когда они гурьбой пойдут. Ну, знал бы молитвы — помолился бы. Ты — слева, я — справа.
Они стали, маленький отряд, зажатый камнями и ночью. Ростик подумал и мужественным голосом спросил:
— А центр кто будет держать?
— Оба, — ответил старшина. Он ждал и напряженно прислушивался, да так, что у него уши чуть из шлема не прорастали. — Сдается мне, сегодня ночью спать нам, хлопцы, не придется.
Ростик вздохнул и повернулся к северу, туда, где примерно находился Боловск, дом, родные.
Вернусь, решил он, долго-долго никуда не поеду.
16
Ростик чувствовал себя не очень здорово. Хотя до сих пор ему доставалось меньше синяков и шишек, чем спутникам, неожиданная слабость затопила его тело. Хуже того — затопила его сознание.
Он стоял и думал, что тут, скорее всего, они и найдут свой вечный покой, что все, чего им удалось до сих пор добиться, оказалось слишком сложным переплетением удачи и отчаяния. Но вот удача, кажется, кончилась, отчаяние обратилось против них, и скоро… Он стряхнул охватившее его бессилие и обнаружил, что сидит на земле, странно подогнув ноги, как в детстве, опустив оружие, и над ним склонились Квадратный и Пестель. Оба заглядывали Ростику в глаза, но в темноте было трудно что-либо рассмотреть под его забралом. А поднять его они почему-то не догадались. Ростик попытался встать сам.
— Я знаю, что делать. Голодные они от нас не отойдут.
— Это понятно. — Квадратный чуть нервно огляделся вокруг, тьма стояла кромешная, не видно было ни зги на расстоянии уже пяти — семи шагов, невзирая на костер и головни, которые сжимал Пестель.
— Нужно пожертвовать лошадью. Хотя бы одной или лучше двумя.
— Знать бы, пристрелили пяток жирафов и прошли перевал без приключений… Ладно, — решил Пестель, — моя самая слабая.
— А моя… — Квадратный опустил голову, подумал. — Пестель, снимай с них сумки, узду и седла.
— Седла-то куда денем?
— Завернем в брезент и тут где-нибудь зароем, где посуше.
— Сумки зароем, а седла… Бросим вперед, они такие, что и их сжуют.
— Значит, это не шакалы, — определил Пестель. — Рост, что же ты чувствуешь?
Ростик ответить не успел. Лошади вдруг стали ржать и биться. Словно бы поняли, что скоро им придется куда как плохо, но Пестель с ними справлялся. Еще как, даже Ростику стало ясно, что теперь никто из них не дрогнет.
Потом все смотрели в темноту и ждали, ждали… Вдруг где-то далеко послышалось шумное дыхание. Вот так из ничего, из невидимого пространства за кругом света вдруг прозвучало тяжелое, мощное, голодное втягивание воздуха, как будто не стая неведомых существ подошла, а один невероятный зверь, справиться с которым невозможно.
— Лошадей пускать? — спросил сзади Пестель.
— Подождем, когда они навалятся, — решил Квадратный. — Может, удастся пожертвовать одной.
Ростик знал, что не удастся, но легче было слушать старшину и привычнее для него — солдата одной сплошной войны, в которую они влипли, оказавшись тут, в Полдневье. И тогда загорелись глаза.
Их было невероятно много, казалось, вся равнина перед ними вдруг в один миг вспыхнула этими глазами — красными, бешеными, голодными, немигающими… Казалось, они горят, но не как на Земле у волков — отражая пламя, а сами по себе, словно тысяча светляков вдруг собралась тут, чтобы стало светлее. Но светлее от них, конечно, не становилось. Стало холоднее — от ужаса близкой смерти, от невидимости этих врагов, От их бесчисленности.
Ростик взвел тетиву на арбалете, прикинул расстояние до ближайшего хищника, получалось шагов тридцать, если у него на голове не очень мощные роговые пластины, вполне можно попасть — с какой угодно реакцией отпрыгнуть зверю уже не удастся. Разумеется, он прицелился между глаз. Тетива щелкнула, и почти тотчас их оглушил вой — слитный, мощный, слаженный. Выла не одна зверюга, в которую попал Ростик, а еще несколько десятков, которые тут же стали драться, стараясь поскорее ее прикончить и вырвать кусок сочащегося кровью мяса.
.. Все остальные тоже подвывали, словно негодовали, что Ростик не попал в кого-нибудь поближе к ним, чтобы тоже можно было поучаствовать в драке за пищу…
— Теперь они разозлились, — сухо откомментировал Квадратный.