— Какие есть идеи, способные подтолкнуть освоение лодок?
Ростик набрал воздуху и произнес:
— Можно обратиться в Чужой город, к Ширам?
— Ты триффидов имеешь в виду? — переспросил Рымолов, хотя даже Ростику было ясно, что он просто думает, взвешивает предложение. — Нет, не будем пока их тревожить. Или более взвешенно отнестись?.. Нет, пока не готов ответить.
Внезапно заговорила мама:
— Арсеньевич, может, я доложусь и пойду себе? Работы много, я даже…
— Таисия Васильевна, доложись, а потом иди себе. — Он усмехнулся, хотя юмор был совершенно начальственный.
— Докладываю — очень плохо с перевязкой. Разумеется, нет лекарств. Если в ближайшее время город не научится производить хотя бы основной набор медикаментов, я… — Она развела руками.
— Понятно. Но я вот чего не понимаю, почему вы сами не можете взяться за дело? Ведь у вас есть и специалисты, и даже какая-никакая материальная база, аптеки в основном уцелели…
— Аптеки разграбили чуть не в первую очередь, — жестко сказала мама. — А что касается самостоятельности и самодеятельности… Это лекарства, во всем мире они должны быть сертифицированы. Если мы начнем пробовать, а потом кому-то станет хуже, а станет непременно, потому что тут Полдневье, и никто не знает, какой эффект окажет местный мак по сравнению с земными опиатами, то…
— Таисия, чего ты хочешь?
— Чтобы не было процессов над врачами, когда у нас пойдут неудачи.
— Ты думаешь, они непременно пойдут?
— Непременно.
— Как вы организационно хотите это делать?
— Путь известный. Создадим комиссию и определим приоритетные направления. Потом выясним возможности, найдем, уговорим людей и наметим сроки. Потом начнем изучать клинику применения новых препаратов.
— Я так тебе скажу, я понял лишь одну треть того, о чем ты говорила. Или мне кажется, что понял. Поэтому я не могу сказать тебе нет. Создавайте комиссию. За ее действия будешь отвечать ты.
— Я людей лечу. А у нас есть такие, которые уже налечились по самые уши, только и мечтают, что пересесть в начальственное кресло.
— Что ты имеешь в виду? — Глаза Рымолова стали узкими, как у Кима, когда он смеялся.
— Я могу бегать по городу, могу диагностировать. А комиссия — работа не сахар, тут нужно сиднем сидеть. Предлагаю привлечь кого-нибудь из наших медицинских пенсионеров. Им это будет по плечу, и я останусь при деле.
— Привлекай, — кивнул Рымолов. — Но в комиссию ты будешь входить в обязательном порядке.
— Договорились. Я могу идти?
— Ох, Таисия, ты мне всю дисциплину порушишь.
— Договорились. Я могу идти?
— Ох, Таисия, ты мне всю дисциплину порушишь. — Он улыбнулся, но уже вполне по-человечески, не по-начальственному.
Мама встала и ушла. Ростик посмотрел ей вслед с восхищением. Он точно знал, что ему так никогда не научиться.
— Гринев, может, по принципу семейственности продолжим с тобой? Что у нас с пленными губисками?
— Я с ними всего неделю работаю, Андрей Арсеньевич. Пока результаты скудные, молчат. Главное, конечно, языковой барьер, но и нежелание общаться наблюдается. Полагаю, тут нужен специалист.
— И кто же у нас спец по губискам?
— Не по пурпурным, а по пленным. Этим должен заниматься Дондик. У него есть умение допрашивать, может даже, угрожать.
— А ты — никак? — Рымолов подумал. — Не знаю, а вдруг ты прав? Подождем Дондика. Чем же ты хочешь заниматься?
— Похоже, я разведчик, — признал Ростик. — А в этом у нас появился новый инструмент — лодки. Вот их возможности, пожалуй, я бы выяснил с большим удовольствием, чем возиться непонятно с кем и как.
Рымолов посмотрел в окошко.
— Ну что же, по крайней мере, в последовательности тебе не откажешь. Значит, с тобой мы решили.
34
Ростик вылетел из кабинета Председателя пробкой и потопал к дому. Свою идею он озвучил уже на улице, когда рядом никого не было:
— Никогда не буду кабинетчиком. Ну их… всех.
После этого гнев его несколько спал. Хотя он по-прежнему не мог объяснить, что именно вызвало у него такую бурную реакцию. Разумеется, не Рымолов, это точно. Бывший отсидент, профессор и просто умный человек еще сам по себе не будил в Ростике гнева. По крайней мере, Ростик был уверен, случись им остаться наедине, выяснится, что Председатель думает и говорит по-прежнему.
Но все-таки что-то в Рымолове стало не так. То ли магия места, кабинет райкома повлияли на его психику, то ли необходимость решать за других, не вдаваясь в нюансы, кратко и решительно, строго и жестко?
Интересно, чувствовал ли это сам Председатель? Может быть, он думает, что все идет по-прежнему, а может, полагает, что сумеет вернуться к нормальной работе, когда кончится срок его полномочий? Но как он может кончиться?
Может, русскому человеку так же невозможно отдать власть, как не пить американскому индейцу, или китайцу не курить опиум, или банкиру не наживать богатство? Будь оно все проклято, решил в итоге Ростик.
На отцовской лавочке постелили новую доску, взамен изгрызенной саранчой. И не составляло труда предположить, кто именно, — Поликарп. Потому что на ней теперь сидела Рая. Ее живот уже существенно округлился под платьем из тугой, плотной шерсти. Ростик сел рядом.