Товарищ Маргарита хорошая важатая, не сомнивайтесь. Она будед для вас воровать из столовой хлеб. Пугайте ее ночю страшилками. Она это любит.
Вот и все, бедные девочки. Мы уежаем, а вы приежаете.
Будь гатов — всигда гатов!!!!
Мария Шац. Михайловна.
4 июля сего 1981 года.
Будьте здоровы и счасливы.
ГЛАВА 19
Манюня наконец вернулась домой, или Кушайте свежие фрукты и овощи, друзья мои!
Если кто-то спрашивал у нашей Сонечки, чего она хочет в подарок, то Сонечка неизменно отвечала:
— Нога-нога канхет и банучку мйода (много-много конфет и баночку меда).
А еще наша Сонечка басила. Прямо с самого рождения. И очень любила первой отвечать на телефонные звонки, поэтому играла исключительно в шаговой доступности от телефонного аппарата. Периодически, если телефон долго молчал, она поднимала трубку и увещевала:
— Ае! Ае! Поговойите хуть цто-нибудь!
Годам к семи сестра «добасилась» до того, что люди на ее раннеутреннее «але» говорили:
— Здравствуй, Юрик!
— Это не Юрик, это я! — возмущалась Сонечка.
— Драстамат Арутюнович? — пугались люди, думая, что им отвечает наш дед.
Сестра обиженно бросала трубку.
Но это уже потом, спустя «нога-нога лет», а сейчас Сонечке было год и восемь месяцев, и на вопрос Ба: «Что тебе привезти из Новороссийска?» — она важно пробасила:
— Нога-нога канхет и бацьенок мйода.
— А чего это сразу бочонок? — выпучилась Ба. — У всех баночку просила, а у меня бочонок просишь? Вот оно, еврейское счастье! Где справедливость, спрашивается?
Мы захихикали. Ба очень смешно возмущалась — вплотную приблизилась к Сонечкиному личику и грозно шевелила бровями. Впрочем, Сонечка была не робкого десятка — она с вызовом сопела и, собрав глаза в кучку, глядела прямо в переносицу Ба.
— Вчера по телевизору показывали мультик, вот она и запомнила новое слово, — объяснила я, — теперь вместо баночки меда Сонечка просит бочонок.
— Ты не могла подождать, пока я уеду в Новороссийск, и потом запомнить новое слово? — снова повела бровями Ба.
— Хацу бацьенок! — упрямо выпятила нижнюю губу Сонечка.
— Значит, будет тебе бочонок, чудо ты пернатое, — вздохнула Ба, — ну-ка покажи, где у тебя седая прядь волос?
— Вон! — и Сонечка ткнула пальчиком себе в макушку.
Самой большой достопримечательностью нашей семьи была седая прядь сестры. Если к нам приходили гости, то первым делом они принимались ковыряться в Сонечкиных волосах, чтобы удостовериться, что с ее знаменитым седым локоном ничего не случилось.
Самой большой достопримечательностью нашей семьи была седая прядь сестры. Если к нам приходили гости, то первым делом они принимались ковыряться в Сонечкиных волосах, чтобы удостовериться, что с ее знаменитым седым локоном ничего не случилось.
— Это божий знак, — цокали они языками.
Сонечка носилась со своим локоном как с писаной торбой и по сто раз на дню подбегала к зеркалу, чтобы проверить, на месте ли он или, не дай бог, ушел к какой-нибудь другой Сонечке.
— Иде мой бозизак? — приговаривала она, ковыряясь в своих золотистых локонах. — Воооот мой бозизак!
Второй по популярности достопримечательностью нашей семьи были разрушения, которые наносила квартире Каринка. Причем сестра действовала с такой оголтелой методичностью, что если мама два дня подряд не звонила в ЖЭК, то работники ЖЭКа чуть ли не сами звонили нам, чтобы удостовериться, что квартира пока на месте и мы, в общем-то, живы. А когда у нас случались гости, то они ходили по комнатам, в священном ужасе приглядывались к вывернутым розеткам, вырванным с мясом дверным косякам, покрытой трещинами сантехнике, порушенным карнизам и возвращались домой в твердой уверенности, что их дети — ангелы в плоти.
Понятно, что ремонтировать квартиру, когда под ногами путается склонный к апокалипсическим по мощи разрушениям ребенок, в крайней степени опасно. Поэтому родители решили отремонтировать детскую, кабинет и ванную за те три недели, которые мы проведем в пионерлагере. Мама, конечно, мечтала привести в порядок всю квартиру, но, когда она об этом заикнулась, папа заявил, что она может ремонтировать хоть весь подъезд, но только после развода с ним.
Вообще, когда разговор касался денег, папа мигом выходил из себя и начинал бегать по квартире, в порыве страсти хватаясь за голову и возводя к потолку руки. Оно и понятно — прокормить на советскую зарплату многодетную семью было крайне проблематично, даже если оба родителя трудились не покладая рук. Поэтому всякие новые непредвиденные расходы сильно напрягали нашего многострадального отца.
Вот и сегодня все пошло по обычному сценарию — услышав о новых тратах, он тут же ринулся колобродить, возмущенно нарезая круги по квартире. А мама ходила следом и вносила рацпредложения. С каждым новым маминым рацпредложением папа все больше и больше входил в раж.
— Жена, денег нет! Де-нег! — вопил он, мельтеша то в кабинете, то в коридоре, а то и вообще неожиданным образом выныривая из детской. — На что мы жить будем? Детей как прокормить?
— Возьмем в долг, — не сдавалась мама.
— У кого мы еще в долг не брали? — Папа порылся в шкафу, достал телефонную книгу и повертел ею перед маминым носом. — Укажи пальцем, у кого мы не взяли денег, и я позвоню ему! Нам еще восемьсот рублей людям возвращать. Восемьсот!