Под ногами заплясал ветер, заморосил мелкий дождь.
— Пионеры! — еще раз прогремел Гарегин Сергеевич.
Пионеры подобрали гузки, втянули животы и превратились в слух.
— Ночью, пока все спали, в лагерь пробрался коварный враг. Он взял в плен старшие отряды и некоторых вожатых, которые оказывали героическое сопротивление, защищая ребят!
Здесь Гарегин Сергеевич сделал душегубскую театральную паузу, набрал полные мехи воздуха и исторг из себя исполненный муки вопль:
— И увел их в лес!!!
— Ооооо, — выдохнули мы.
— Их уже казнили? — крикнул кто-то. Все вытянули шеи посмотреть, кому хватило смелости такое выговорить. Смелости хватило звеньевому пятого отряда Гарику. У Гарика от торжественности момента дрожал голос и нос пузырился соплями, отливающими всевозможными оттенками желтого и зеленого.
— Кого казнили? — растерялся Гарегин Сергеевич.
— Кого казнили? — растерялся Гарегин Сергеевич.
— Наших вожатых!
— Не знаю, может, и казнили.
— Ыааа, — заголосили несколько особенно впечатлительных девочек.
— Нет! — спохватился Гарегин Сергеевич. — Конечно же, они еще не успели никого казнить. Сначала пленных будут допрашивать, чтобы выпытать все наши военные тайны. И только потом казнят. Поэтому нам нужно успеть их освободить как можно скорее.
— А как мы их найдем?
— Вы забыли, что речь идет о настоящих пионерах и советских отчаянных ребятах?! — Гарегин Сергеевич немилосердно чеканил шаг вдоль наших рядов, скрип его отливающих северным сиянием ботинок вызывал лавины в горах и контузил на лету птиц. — Я уверен, что НАШИ ребята, пока их вели по лесу под дулами автоматов, исхитрились оставить нам какие-нибудь записки, чтобы мы знали, в каком направлении двигаться.
— А где они бумагу в лесу нашли, чтобы записки писать? — насторожились мы.
— Не знаю, — смешался Гарегин Сергеевич, — когда их спасем, заодно и спросим. А теперь у нас ровно пять минут на завтрак. Пионеры! (Эры… эры… эры…) Вся надежда на вас!
Пока ошарашенные чудовищным происшествием пионеры безропотно подъедали гречневую кашу и запивали несладким чаем окаменелости, условно называемые печеньем «Юбилейное», медсестра товарищ Алина собрала в дорогу большую санитарную сумку с красным крестом на боку.
— Нас что, убивать будут? — обрадовалась Каринка.
— Тебя — в первую очередь, — хмыкнул Гарегин Сергеевич и вручил сестре конфискованную рогатку: — Держи, я уверен, сегодня она тебе пригодится.
В восемь ноль-ноль бойцы батальона специального назначения пионерлагеря «Колагир», вооруженные до зубов Каринкиной рогаткой и адским скрипом ботинок Гарегина Сергеевича, двинулись в путь. Заплаканный пятый отряд, по волевому решению военного начальства, остался в лагере.
— Мы тоже хотим спасать пленных, — скулили ребята нам вслед.
— Вы — наш резерв, — моментально пресек упаднические настроения Гарегин Сергеевич. — Если и нас возьмут в плен, то вся надежда будет на вас. Мы будем томиться в плену и ждать, когда вы всех спасете! Будь готов!
— Всегда готов! — взбодрился пятый отряд и, утерев рукавом сопли, пошел под чутким руководством тети Лины поливать под моросящим дождем яблони.
И, пока резерв дружно таскал из речки воду для поливки деревьев, мы, мимикрируя под ели и прочие ботанические дебри, бесшумно пробирались в самую гущу леса, туда, где, окруженные плотным кольцом немилосердного врага, томились попавшие в беду наши товарищи.
— Обращаем внимание на деревья, кусты, смотрим себе под ноги, — инструктировал нас Гарегин Сергеевич, — ребята могли оставить подсказки где угодно! Вот, например, это что такое? — кинулся он к какому-то полусгнившему пню. Сорок бойцов батальона специального назначения молниеносно кинулись следом и чуть не затоптали неосторожного начальника лагеря в лепешку. Гарегин Сергеевич не растерялся, раскидал ребят, а особо рьяного мальчика Эдика обезвредил путем применения удушающего захвата.
— Есть раненый! — крикнул он.
Вожатые подхватились, мигом смастерили из подручных средств и пледа носилки и, не обращая внимания на вопли Эдика: «Я не раненый, это Гарегин Сергеевич меня придавил коленом», — перебинтовали его с ног до головы и уложили на носилки. Товарищ Алина намазала Эдика йодом, закапала в глаза какой-то жидкости из большого пузырька, а потом несколько минут делала ему искусственное дыхание, попутно объясняя нам, как нужно правильно оказывать первую помощь.
— Помогите! — вырывался Эдик. — У меня ничего не болит, честное пионерское!
— Поздно уже, — пригвоздил его взглядом Гарегин Сергеевич, — ты напоролся на вражескую мину и серьезно ранен. Ясно?
— Ясно, — смирился со своей горькой участью Эдик и всю оставшуюся дорогу до места спецоперации провел на носилках. Мы по очереди таскали его по пням и кочкам, он сначала ругался и стонал, когда мы его случайно роняли на муравейники или задевали им какой-нибудь торчащий сук, потом смирился и только просил сильно не раскачивать носилки.
— А то меня тошнит, — жаловался он.
Манька молча шла рядом, о чем-то усиленно размышляла, шевелила губами и хмурилась, а потом вздохнула и потянула меня за рукав:
— Нарк, знаешь, чего я не пойму?
— Чего?
— А какие у нас военные тайны?