Потом папа велел нам дожидаться в комнате и пошел здороваться с начальником лагеря Гарегином Сергеевичем. Мы за это время перезнакомились со всеми девочками из нашей комнаты. Особенно нас впечатлила девочка Сюзанна из города Кировакан. Она рассказала, что, как только отучится в школе, их семья переедет в Лосанжлес.
— А что такое Лосанжлес?
— Это город в Америке. Там мой дядя живет.
— Наша Каринка тоже поедет в Америку, — похвасталась я.
— Только мотоцикл куплю и все, — засопела сестра.
Сюзанна подняла свой матрас и продемонстрировала нам какие-то зеленые штучки.
— Это что? — вылупились мы.
— Это бананы. Папа достал. Неужели ни разу не ели?
— Неа.
— Они созреют, и я вас угощу.
— А мы тебя баклажанной икрой угостим, — растрогалась Маня.
— И бутербродами с колбасой, нам мама с собой положила, — сказала я.
Потом пришла медсестра товарищ Алина и повела нас на медосмотр. Вошек, к счастью, она у нас не обнаружила, зато измерила рост и взвесила каждую на больших весах. Мы, затаив дыхание, наблюдали, как она длинным алым ногтем передвигает туда-сюда маленькие гири и записывает наши данные в отдельную тетрадку.
— Росту в девочке метр шестьдесят пять, а весит всего тридцать восемь кило. Непорядок, будем откармливать, — доложилась она папе.
— Не надо, — пискнула я.
— Надо!
— А как тут кормят? — поинтересовался папа.
— Хорошо кормят, — зачастила товарищ Алина, — вчера на ужин была манная каша на воде. Но с маслом. И чай с бутербродом. Хлеба много, не волнуйтесь, дети растащили его по комнатам и доели ночью.
У папы сделалось такое лицо, словно он оставляет нас в плену врага. Он взял медсестру под локоток, подвел к своей «копейке», потыкал пальцем в крест на лобовом стекле. Следом зачем-то продемонстрировал ей аптечку и бегло рассказал, для чего предназначен каждый препарат.
— Я врач, понимаете? — глядел он проникновенно в глаза товарищ Алине. Папа, видимо, решил, что ситуацию спасет цеховая солидарность, и сделал акцент на общей с медсестрой профессии.
— Понимаю, — кивала медсестра.
— А это мои дочки. — Он широким жестом показал на нас.
— Все?
— Все!
Товарищ Алина громко сглотнула.
— И Шац?
— И Шац, — не дрогнул папа.
— У вас фамилии разные, — проблеяла медсестра.
— Она дочь моего брата!
— Двоюродного?
— Родного!
Медсестра отошла от отца на безопасное расстояние.
— Вы не волнуйтесь, все будет хорошо. В штабной комнате есть телефон, дети бесплатно будут звонить вам, так что вы всегда будете в курсе, что с ними происходит.
Папа перетащил наши вещи в комнату, затолкал чемоданы под кровати, расцеловал каждую, вручил мне пять рублей.
— Зачем?
— На всякий случай. Ведите себя хорошо, ясно?
— Ясно.
— Каринэ, я в первую очередь тебе это говорю. Ясно??? — выпучился папа.
— Ясно!
Мы пошли провожать его до машины.
— Можно я с вами? — спросила Сюзанна.
— Конечно, можно.
По дороге она рассказала, что в лагере живут большущие, воооот такенные комары, и поэтому все дети чешутся от их укусов. И продемонстрировала свои расчесанные до крови ноги и руки, а потом задрала кофту и показала искусанный тощий живот.
— Это они от голода бесились, — утешил ее папа, — вчера уже наелись, может, сегодня не будут кусаться.
— Да? — расстроилась Сюзанна. — А мы хотели достать где-нибудь спички и прижечь несколько комаров. Чтобы им неповадно было.
Мы радостно переглянулись. Сюзанна нам определенно нравилась. Только папа почему-то наших восторгов не разделял.
— Никаких спичек, я ясно говорю? — рассердился он.
— Аха, — закивали мы.
— Я поехал.
— Аха.
— Ведите себя хорошо.
— Аха.
— Если что — звоните.
Мы хотели в четвертый раз сказать «аха», но тут раздался душераздирающий, немилосердно скрежещущий звук. Он пронзил нас в самую душу и пригвоздил к земле.
Так мог трубить только рог судьбы, поднимая на последний бой все живое против неживого. Так могла звучать огромная, величиной с наш город грампластинка, если пальцем надавить на мембрану.
— Это что такое? — подпрыгнули мы.
— Это наш горнист. Зазывает отряды на обед, — объяснила Сюзанна.
— А чего так громко?
— Он в рупор дудит. Побежали!
— Куда?
— На плац. Нужно построиться в отряды, чтобы, маршируя, идти в столовую.
Побежали!
— Куда?
— На плац. Нужно построиться в отряды, чтобы, маршируя, идти в столовую.
Мы обернулись к папе.
«Жигуленок», прощально бибикнув, попятился от нас прочь.
— Ииииииии, — завизжали мы и, взявшись за руки, побежали к плацу.
Взрослая жизнь в пионерлагере началась.
ГЛАВА 14
Манюня отдыхает в пионерлагере «Колагир», или О бедном вожатом замолвите слово
На первое чаще всего давали невнятный суп с вермишелью, иногда — с вкраплениями пупырчатой куриной кожи. На второе — рис пополам с мусором или вусмерть разваренные макароны. Если к гарниру полагалось мясо, то приходилось его проглатывать, не разжевывая, — чтобы такое разжевать, нужно было как минимум иметь железобетонные челюсти.
Столовая представляла собой большое душное помещение — невысокие окна были наглухо задраены, а несколько малюсеньких открытых форточек служили не для того, чтобы проветривать, а чтобы впускать сонмы вездесущих невероятно наглых мух. Там и сям, возбуждая аппетит, висели гирлянды клейкой ленты с густым налетом насекомых. По столам бегали шустрые муравьи и другие мелкие жучки.