— С моей памятью что?то сделали?
— На этот вопрос я не стану отвечать.
— Значит, так и есть. Почему? Как ты посмел? Престимион, Престимион! Ты думаешь, что ты Божество, а я всего лишь муравей, и ты можешь засадить меня в тюрьму на основании надуманных обвинений и к тому же производить манипуляции с моим мозгом? Хватит фарса! Тебе нужна моя верность? Ты получишь ее в той мере, в какой заслуживаешь. Я проявлял невероятное терпение, Престимион, все эти дни, недели и месяцы, или сколько там ты продержал меня здесь. Выпусти меня отсюда, брат, или между нами начнется война.
У меня есть сторонники, как тебе известно, и их немало.
— Между нами уже была война, братец. Я держу тебя здесь, чтобы быть уверенным, что она не начнется снова.
— Без суда? Даже не выдвинув против меня никаких обвинений, кроме туманных намеков на государственную измену и преступления против твоей личности? — Престимион заметил, что Дантирия Самбайл сумел взять себя в руки, — он уже не выглядел потрясенным, и внешние признаки ярости тоже исчезли.
— Без суда? Даже не выдвинув против меня никаких обвинений, кроме туманных намеков на государственную измену и преступления против твоей личности? — Престимион заметил, что Дантирия Самбайл сумел взять себя в руки, — он уже не выглядел потрясенным, и внешние признаки ярости тоже исчезли. К нему вернулась прежнее ужасающее спокойствие, то спокойствие, которое, как было известно Престимиону, скрывало вулканическую мощь, сдерживаемую огромной внутренней силой. — Ах, Престимион, ты меня очень огорчаешь. Я бы потерял терпение, если бы не подозревал, что рассудок изменил тебе и что сердиться на сумасшедшего глупо.
Вот положение! Престимион обдумывал ситуацию.
Следует ли ему сказать прокуратору правду о великом всеобщем забвении? Нет?нет, ни в коем случае — он таким образом вложит в руки Дантирии Самбайлу обнаженный меч и позволит нанести удар. То, что сделали с памятью планеты, — тайна, которая никогда не должна раскрыться.
Но нельзя и заточить Дантирию Самбайла здесь на неопределенное время без суда. Прокуратор не хвалился впустую, когда говорил о своих сторонниках. Власть Дантирии Самбайла простиралась над всем соседним континентом. Если Престимион будет и дальше без достаточных оснований держать под арестом прокуратора, он будет выглядеть тираном и может оказаться втянутым в новую гражданскую войну, на этот раз между Зимроэлем и Алханроэлем.
Но человека, который даже не подозревает о своих преступлениях, нельзя судить за их совершение. Эту головоломка возникла по вине самого Престимиона.
И сейчас он понял, что так же, как и раньше, далек от ее решения.
Настало время отступить, перегруппировать силы, посоветоваться с друзьями.
— У меня был человек, который всегда находился рядом и служил мне, — говорил Дантирия Самбайл. — Его имя Мандралиска. Добрый, верный и преданный.
Где он, Престимион? Мне бы хотелось, чтобы его прислали ко мне, если ты собираешься держать меня здесь и дальше. Он пробовал мою еду, чтобы убедиться, что в ней нет яда. Мне не хватает его удивительной жизнерадостности. Пришли его ко мне, Престимион.
— Да, и вы вдвоем сможете распевать веселые песни всю ночь напролет — тебе этого хочется?
Почти комично слышать, что Дантирия Самбайл называет дегустатора ядов Мандралиску жизнерадостным. Его, этого тонкогубого негодяя с жестким взглядом, этого приспешника демонов, похожего на череп со скрещенными костями?
Но Престимион не собирался сводить вместе этих двух скорпионов. Мандралиска тоже сыграл свою мрачную роль у Тегомарского гребня, он сражался с Абригантом, был ранен в том поединке, и его, брызжущего ядом при каждом вздохе, увезли и посадили в тюрьму Он находился в другой части туннелей, камере, гораздо менее приятной, чем помещение, отведенное Дантирии Самбайлу, — там он и останется.
Итак, эта беседа ни к чему не привела. Престимион направился к двери — Прощай, братец. Мы с тобой еще поговорим.
Прокуратор изумленно посмотрел на него.
— Что? Ты пришел только для того, чтобы посмеяться надо мной?
Это снова был рык кроккотаса. На лице Дантирии Самбайла отразилась неприкрытая ярость, хотя его странные глаза на искаженном яростью лице, как всегда, оставались мягкими и добрыми. Престимион хладнокровно открыл дверь камеры, вышел и захлопнул ее как раз в тот момент, когда Дантирия Самбайл бросился на него сжав кулаки.
— Престимион! — вопил прокуратор, молотя кулаками захлопнувшуюся перед его носом дверь. — Престимион! Будь ты проклят, Престимион!
9
Путешественники редко поднимались к Замку по северо?западной дороге, которая шла по тыльной стороне Горы мимо Хайна, одного из Высших Городов, а оттуда переходила в дорогу под названием тракт Стиамота — широкую, но плохо отремонтированную, старую и разбитую, которая вела к вратам лорда Вайша.
Этим входом в Замок мало кто пользовался. Обычно приезжие двигались по мягко поднимающемуся плато равнины Бомбифэйла до Большого Мордина, а потом по окаймленному цветами десятимильному Большому Калинтэйнскому тракту подъезжали к главным воротам Замка возле площади Дизимаула.
Но сегодня кто?то определенно приближался по северо?западной дороге: небольшая группа из четырех парящих экипажей двигалась медленно, а возглавляло процессию чрезвычайно странное сооружение. Настолько странное и удивительное, что, когда процессия показалась на извилистой дороге в семи?восьми милях ниже врат Вайша, молодой командир стражников, исполнявший скучные обязанности по их охране, ахнул от изумления, . Несколько секунд он стоял, не веря собственным глазам. Громадная платформа причудливой древней конструкции занимала всю ширину тракта Стиамота, от обочины до обочины, а на ней, окруженные со всех сторон текучей, переливающейся стеной холодного, белого, пульсирующего света, смутно виднелись чудовища, полускрытые этим щитом ослепительной яркости…