— А ты, лейтенант, две недели пробовал за креслом отсидеться? Нет, лейтенант, самолет определенно подозрительный. Скажу больше. На аэродроме начинается паника. Диспетчера отказываются работать. Говорят, что прилетел так называемый «Летучий Ту». Рассказывают разные страсти. Про привидения, про души погибших самолетов. Даже про аэродромный треугольник.
— Кто?нибудь заявлял об угонах или об исчезновениях с личных аэродромов?
— Все бумаги приложены.
Копаемся в куче справок, в отчетах, графиках движения, списках и фотографиях. Чуть слышно переговариваемся, выдвигая предварительные версии. Машка убеждена, что без вмешательства военных нам не обойтись. Я более миролюбив. Выдвигаю версию о беспорядочном бегстве экипажа и пассажиров с судна. Общественность, естественно, забыли предупредить.
Но в обе версии никак не втиснуть две недели кружения над аэродромом.
Краем глаза замечаю, как капитан, думая, что мы полностью погружены в разборку документов, стремительным движением откусывает от обеденной колбасы здоровый кусок и проглатывает не жуя. Стараюсь не обращать внимания на прожорливость начальства, хотя мог бы и поделиться.
— Что скажете, сотрудники? — Угробов сытно икает, закуривает замусоленный бычок. Заметно, как после сытного обеда его тянет в сон, но капитан стоически борется и остается в строю. Опыт и мастерство побеждают низменные желания.
— Выводы делать рано. — Как старший в отделе, беру груз ответственности на себя. — Но кое?что можно сказать уже сейчас. Истории известны подобные случаи. Считаю сравнение, приведенное летчиками, справедливым. Если в море мы имели призрак «Летучего голландца», то, возможно, в данном случае правомерно появление в нашем воздушном пространстве призрака «Летучего Ту». Народ просто так, ради красного словца, говорить не станет. Необходимо исследовать столь занимательный факт. Мы беремся.
— А куда бы вы делись, — хмыкает капитан, растирая шею. Очевидно, тревожат старые раны. — Только учтите, все должно быть проделано на законных основаниях. Прессе — ни слова. Иначе обвинят наше отделение и, в частности, ваш отдел «Подозрительной информации» бог знает в чем. Мы, работники милиции, должны бороться с преступностью. А уж потом со всякой чертовщиной. Все. Идите. У меня… — Лицо Угробова искажается в страшных судорогах. Это он так зевает. — У меня дел полно.
Капитан склоняется над служебными бумагами и рукой разгоняет перед собой дым. Расшифровываем жест как предложение убираться из кабинета и не мешать раскрытию очередного уголовного дела.
В приемной грохот механической печатной машинки, презрительные глаза Лидочки и отстукивающие обеденное время настенные часы. Перед тем как покинуть неприветливое помещение, Машка мстительно вытаскивает забитый ею же гвоздь. Каждый должен делать свое дело. Кто?то за преступниками гоняться, кто?то решать неподвластные человеческому уму происшествия, а кто?то и гвозди дыроколом забивать.
— Зря ты так с ней. — Закрываю плотно дверь приемной, где тотчас смолкают клавиши и слышится грохот дырокола об стол. — Личные отношения не должны влиять на служебные. Лидка нормальная секретарша. Чаем напоить хотела. Конфету предлагала.
— Завтра она тебя на футбол потащит, тоже пойдешь? — недобро кривится Машка. — Знаю я таких стерв. В голове только одно. Чужого напарника отбить, да и заставить его, дурака, гвозди в столе забивать. Пускай других ищет. Нет, Лесик, я своих напарников не предаю и не бросаю.
Пускай других ищет. Нет, Лесик, я своих напарников не предаю и не бросаю.
— При чем здесь гвозди?
— Да ни при чем. Я давно заметила, что Лидка на тебя глаз положила. Слышала, как эта лахудра перед убойщиками хвалилась, что, мол, Лесика из «подозрительного» в приемную переманит. Приказы распечатывать. Говорила, что стоит только яблоком поманить, как ты прибежишь.
— Глупости. — Я не спорю. Потому что не понимаю предмет спора. Что мешает мне заниматься расследованием преступлений и одновременно распечатывать приказы в свободное от службы время? Другое дело, что мне это самому не надо. Лучше я с Машкой в кабинете нашем побездельничаю.
— Глупости не глупости, но я тебя, Лесик, предупреждаю. Мне поручено тыл твой прикрывать и голову светлую беречь. Этим я занималась, занимаюсь и буду заниматься, пока работаю в секретном отделе «Подозрительной информации». И если что… Ты меня знаешь.
Машку я действительно знаю. Мы уже год вместе. В смысле, работаем. Раньше, еще до образования на базе восьмого отделения нашего отдела, прапорщик Баобабова трудилась в специальном отряде по борьбе с особо опасной преступностью. Все больше под прикрытием. За год работы я убедился не только в том, что Машка умеет классно стрелять по любым мишеням из любого положения, отлично выкручивать руки преступникам и махать одновременно собственными руками и ногами, но и в том, что Мария отличный товарищ, верный нашему общему делу сотрудник и щедрый друг.
— У тебя деньги есть? Кушать хочется. — Баобабова поглаживает практически голый живот. — Угробов жмот. Видел, как колбасой чавкал?
Деньги есть. Остались после вчерашней зарплаты. И Баобабова об этом прекрасно знает. Она лично меня вчера домой провожала, чтобы я, не дай бог, в киоск по дороге не забежал.