В конце коридора слышится музыка. Поет иностранная певичка. Нет, не о малине. И больше не надо об этой ягоде.
— Представляю, что скажет Угробов! — злорадствует Баобабова, наблюдая, как я скольжу по обледенелому полу. Кроссовки для гололеда не предназначены, это даже в энциклопедиях прописано.
Что скажет капитан, я знаю почти дословно. Позор на весь район. Несмываемое пятно в личном деле. Вызов мамы в отделение. Без порки не обойтись.
Дверь с музыкой открывается легко. Это если к себе тянуть. Но Машка привыкла, чтобы от себя. Поэтому вышибает и эту. Гомонящей группой из двух человек вваливаемся в комнату, наполненную теплом лета, веселой музыкой и живыми, слава богу, людьми.
— А, лейтенант и прапорщик! Проходите, проходите. Вовремя вы. Только что о вас вспоминали.
За столом курит сигарету «Прима» капитан Угробов. Пепел смахивает в пластмассовый стаканчик с карандашами и ручками. Пиджак распахнут. Видна рукоятка именного пистолета, что окончательно портит нам настроение.
— Что в дверях топчетесь, как понятые. Заходите, раз пришли.
В комнате, кроме капитана, неожиданные для нас личности.
На обшарпанном кресле без колесиков в смирительной рубашке сидит человек. Свет от яркой лампы, что на столе, странным образом обтекает его лицо, пряча в потемках особые приметы. Можно различить только седеющие волосы да оттопыренные уши. За креслом, придерживая человека без лица, стоят два очень крупных санитара.
Мы с Машкой в некотором замешательстве. Встреча с Садовником в священном для каждого русского мужика месте сулит неприятности. Как истина вспоминаются слова: вор должен сидеть в тюрьме, а псих — в отдельно изолированной палате. Желательно в наручниках.
— А что такого? — Иногда и старшим лейтенантам приходится шептать вопросы. У меня после ночевки горло еще не отогрелось.
Садовник не отвечает. Но по его напряженному телу видно, что он нас узнал. По причине неподвижности рук дрыгает ногами.
Санитар за его спиной вытаскивает из кармана халата ромашку и, издеваясь над больным, начинает без всякого порядка обрывать лепестки, роняя клочья на колени человека без особых примет.
Санитар за его спиной вытаскивает из кармана халата ромашку и, издеваясь над больным, начинает без всякого порядка обрывать лепестки, роняя клочья на колени человека без особых примет. Садовник корчится, стонет, но тело надежно спеленато, и ничего нельзя сделать.
Угробов, кажется, весьма доволен произведенным эффектом. Смотрит на часы, тушит папиросу о стол и, не найдя приличной пепельницы, отдает окурок товарищу в халате.
— Молодцы! — говорит он. — Хоть раз в жизни вовремя явились. А ведь только позвонил в отделение. Быстро ж вы сумели.
— Мимо проходили, — бурчит Баобабова, не сводя глаз с затемненного лица сидящего в кресле. Угробов говорит:
— Ну, что ж. Приступим.
Все дружно кивают — приступим.
— Представлять вас друг другу не стану. Но на всякий случай фамилии назову. — Капитан пытается заглянуть в лицо Садовнику, но у него ничего не получается, и это страшно расстраивает Угробова. — Перед вами старший лейтенант Пономарев и прапорщик Баобабова. Отдел «Подозрительной информации», как вы и заказывали.
Садовник кивает. Ни одним мускулом на невидимом для нас лице он не выдает информацию о том, что еще вчера вечером трясся вместе с Угробовым в календарной нестыковке по маршруту «Владивосток — наш город».
Незаметно, хотя все относительно, переглядываемся с Машкой. Происходящее тяжело вписывается в место, где мы проснулись. Почему капитан не ругается? Почему он вообще здесь? Почему Садовник в кресле? То, что связан и с санитарами, — как раз и понятно, но что ему от нас надо? Впрочем, пути сотрудников милиции неисповедимы. Если мы с напарницей оказались здесь, то почему бы и Угро?бову с Садовником не зайти?
Машка, хлюпая отогревшимися армейскими ботинками, подходит к каждому из санитаров и, многозначительно напрягая мышцы, пожимает им руки. Санитары постанывают от удовольствия и нестерпимой боли. Я, как всегда, более сдержан. Ограничиваюсь кивками. Плохая примета за руку с санитарами здороваться. Меня еще бабка учила — если через дорогу санитар перебежит, лучше разворачивайся и беги в обычную поликлинику.
— Перейдем к делу. — Капитан Угробов, поглаживая прыщик на носу, пытается рассмотреть его, но получается с трудом. Не каждому капитану везет видеть ближе своего носа. — В приказе, который вы получили, я в общих чертах ознакомил вас с существом вопроса. Внимательно прочитали?
Мы дружно утверждаем, что более чем внимательно. Впрочем, Угробов — человек широкой души, любит повторяться:
— Данный товарищ, известный нам под кличкой Садовник, через главного врача диспансера потребовал незамедлительно встретиться с вами на нейтральной территории. По его патологическому мнению, он имеет сведения, которые могут спасти нашу цивилизацию.
Санитары распахивают рты и, не стесняясь присутствующих в помещении двух оперов и одного прапорщика, откровенно смеются.
Капитан Угробов терпеливо пережидает приступ и продолжает:
— Принимая во внимание, что ранее задержанный и отправленный на лечение гражданин по кличке Садовник оказывал кое?какие услуги нашей стране, главврач и я приняли единственно верное решение — не отказывать товарищу во встрече с нашими самыми умелыми оперативными сотрудниками. Как говорили древние, если Магомет прикован к креслу, горы сами придут к Магомету.