В наступившей тишине капитан Угробов складывает из «Криминального вестника» бумажную треуголку и протягивает головной убор Баобабовой.
— Прикройся.
— Идите вы к черту! — Баобабова слегка бледнеет, слегка возбуждается. В задумчивости перекидывает ногу на ногу, отчего бледнеют и возбуждаются полковники из министерства. Со стороны строителей доносятся улюлюканье и свист.
— Лейтенант, что скажете?
Капитан поглаживает прыщик и одновременно пытается отыскать в карманах сигареты. Трудно капитану без курева.
Что я могу сказать? Ситуация серьезная. Еще в подземном переходе я почувствовал, что ввязываюсь в весьма сомнительное криминальное дело. А новые обстоятельства, доложенные аппаратчиками из головного предприятия, подтверждают еще не окончательно сложившуюся теорию. Работа действительно как раз для нашего отдела.
— Идет поголовное, в буквальном смысле, истребление лысого генофонда города. — Тщательно подбирать слова в данном случае меня заставляет нервная Баобабова, натягивающая подаренную Угробовым треуголку на самые уши. — Мы сделаем все, что в наших силах. Постараемся.
— Ваши первоочередные мероприятия? — интересуется полковник, внимательно рассматривающий новый баобабовский бронежилет.
— Составим поголовный, простите, конечно, за каламбур, список всех лысых жителей города. Проведем разъяснительную работу среди населения. Попросим капитана Угробова приставить к каждому охрану.
— Загрузим в вагоны и вывезем в Сибирь, — добавляет Машка.
— Или купим всем парики, для камуфляжа, — не остаюсь в долгу я.
— Изымем у населения все стригущие предметы.
— Поднимем картотеки на предмет обнаружения лиц, осужденных или привлекавшихся за баловство с отрезанием голов.
— Закроем все парикмахерские и предъявим претензии к производителям шампуней.
Баобабова вопросительно смотрит на меня. С моей стороны больше предложений нет. И так на год вперед работу себе накаркали.
— Молодцы, — кивает капитан, заворачивая в оторванный кусок «Криминального вестника» найденные в карманах табачные крошки. Затянувшись пару раз, Угробов пускает бычок по кругу. Полковники курят не в затяжку, чем вызывают недовольство строителей. Досмаливает самокрутку Баобабова, нервно обрывая крепкими зубами обслюнявленную газету. — Если вопросов нет, можете идти работать.
Капитан Угробов тяжело вздыхает, жалостливо поглядывая на Баобабову.
— Ты вот что, лейтенант, побереги ее. Прикрой в случае чего. Верю, справитесь. Верю, оправдаете. А шапочку, Мария, оставьте себе. Дарю на память.
Мы с Машкой встаем и, не прощаясь, покидаем гостеприимный кабинет капитана.
— Гадская работа, — в коридоре Баобабова дает волю эмоциям. Колотит кулаками слабые стены, по которым мгновенно расползаются трещины. Немногочисленные опера, вышедшие в коридор покурить, благоразумно прячутся в своих кабинетах, оставляя испуганных посетителей наблюдать за буйством самого оперативного из всех оперативных прапорщиков восьмого отделения. Парочка вызванных свидетелей тут же изъявляет желание чистосердечно признаться в убийстве Кеннеди.
Парочка вызванных свидетелей тут же изъявляет желание чистосердечно признаться в убийстве Кеннеди.
— Разберемся, — мычу я, стараясь быть все время за спиной напарницы. Машка во время взрыва эмоций плохо себя контролирует. Может по стене и промахнуться. Потом ходи с синяками неделю.
У двери нашего отдела останавливаюсь, пропуская Машку вперед.
— Я сейчас, — обещаю я, поглядывая на расположенные в непосредственной близости двери с двумя нулями для служебного пользования.
— Лешка, ты только быстро, — почти умоляет Баобабова, с тоской поглядывающая на пустой отдел.
— Мигом, — это только в кино да в плохих книжках герои месяцами вовсю гуляют и никуда по нужде не ходят.
Мягко скольжу по вытоптанному линолеуму, стараясь не наступать на рваные места. Примета такая. Как наступишь на рвань, так и жди птеродактиль, который в архив до конца жизни не сдашь.
Закрываюсь на щеколду, становлюсь в исходную позицию. Только собираюсь мигом, как из вентиляционной решетки вываливается горсть лепестков ромашки.
Пятясь назад, верчу головой, забыв, для чего такого я приперся в туалет.
Дверца за спиной захлопывается с неприятным хрустом. Гаснет лампочка. Самостоятельно спускается вода.
Из?за решетки на меня смотрят чьи?то глаза. И продолжают осыпаться лепестки.
— Алексей Пономарев?
Я знаю, этого не может быть. Садовник в психиатрической лечебнице. Этого просто не может быть. Но ромашка… Лепестки… И знакомый хриплый голос:
— Успокойся, лейтенант.
— Это вы? Но как?
— Долгая история, лейтенант. Сердце подсказало, что помощь тебе нужна.
Глаза за гипсовой перегородкой моргают. На плиточный пол падают три лепестка. Наверное, Садовнику трудно пропихивать их через узкие дырочки вентиляции. Как он сам туда забрался, меня вообще не волнует.
— Захочешь, и не туда залезешь, — ухмыляются глаза, подслушивая мои мысли.
— Что вам нужно? — Растерянность от неожиданного появления Садовника постепенно пропадает.
— Мне? — удивляется Садовник. — Это тебе, лейтенант, нужно. Думаешь, если с самолетом все гладко прошло, то и с трупами без проблем? Ах, молодость, молодость!