Баобабова сидит рядышком. Тоже вся измаялась от безделья. От сильных перепадов высот немного прохладно, и ее прапорщицкое тело, даже кое?где прикрытое новым бронежилетом и кожаной юбкой, слегка озябло.
— Лесик, — говорит она, — а что ты обо мне подумал, когда в первый раз увидел?
— Ну… — Правду сказать — до земли не доживу. А врать нехорошо. — Подумал, что сильный и ответственный сотрудник.
— А еще? — Пододвигается все ближе и ближе. Вот что холод собачий с прапорщиками делает.
— Еще… Что бронежилет у тебя красивый.
Машка, нагло пренебрегая субординацией — я ж все?таки какой?никакой начальник, — укладывает подбородок на мое плечо:
— Лесик, а давай сделаем то же, что в тайге, когда мы ночь под парашютом пережидали.
У меня аж сердце так… у?ух. Повторить то, что мы в тайге сделали под проливным дождем… это, скажу… У?ух… не для каждого.
Решительно выдыхаю воздух и поворачиваюсь к Машке…
… И кто?то наивно полагает, что я чистосердечно выложу, чем мы занимались все это время?..
Обессиленный, взмокший, откидываюсь на спину. Рядом, такая же измученная, валяется Баобабова. У нас нет ни сил, ни желания что?либо делать. Даже слова даются с трудом.
— Сегодня было просто превосходно.
— Да. Необычно. И как долго! Сколько мы этим занимались?
— Два часа сорок минут и еще чуть?чуть.
— Но мы сделали это. Да, Лесик?
Собрав силы, переворачиваюсь на бок, чтобы посмотреть на то, что мы сделали.
Между мной и Машкой лежит только что собранный в неимоверных муках десятитысячный пазл, изображающий капитана Угробова в момент ареста им банды озверевших преступников в количестве двадцати человек, не считая поисковой собаки Мухи.
— Может быть, еще раз? — Машка такая ненасытная.
— Третий раз за год? Я не выдержу.
— Но это было прекрасно.
Не могу не согласиться.
«Ту» трясется и заваливается на правое крыло. Бросаем капитана Угробова, топчемся по нему, торопясь к иллюминаторам.
В условиях стопроцентной видимости замечаем — на аэродроме возникает нездоровый ажиотаж. Милиция плотным кольцом окружает как само здание вокзала, так и взлетно?посадочные полосы. Огораживают все новомодными желтыми лентами, не пропуская внутрь периметра журналистов и телевизионщиков. Отчетливо видно, как несколько человек из обслуживающего персонала на площадке перед зданием вокзала красной краской рисуют здоровенный круг. Для чего, нам с Машкой непонятно. Следующий заход. Из вокзала появляется группа людей в милицейских мундирах. Во главе, с шашкой наперевес, марширует генерал. Следом за ним накачанные сержанты ведут под руки знакомого по автобусной остановке пацана. Специально выделенный полковник, охраняемый и дублируемый со всех сторон, на вытянутых руках несет бумажный самолетик. Спотыкается, чуть не падает, но вовремя группируется и валится на спину, спасая модель. Наш самолет, страдая от неосторожных действий полковника, делает тройную бочку и уходит с диким креном на следующий круг, чем полностью подтверждает теорию о таинственной связи бумажной модели и деревянного оригинала.
— Потерпи, Лесик, немного осталось.
— Пацану уши оборвать обязательно.
Мы с Баобабовой совершенно спокойны. Только слегка взволнованы, взвинчены и где?то даже обозлены. Такого в славном отделе «Пи» еще не было, чтобы желторотый пацан заставил нас почти сутки томиться в деревянном летающем ящике.
— Заходим на очередной круг, — предупреждаю я, закрепляясь в кресле, насколько это возможно.
Генерал и сопровождающие его лица размещаются в красном круге. Краска еще не высохла, и генерал ругается, с трудом отдирая хромовые сапоги °т свежевыкрашенного бетона. Полковник с самолетиком стоит на месте, задрав руку к небу. Ветер треплет бумажный самолет, а встречные резкие порывы воздушных масс швыряют нас из стороны в сторону. Все скрипит, трещит и немного ломается.
Генерал, плюнув на сапоги, отбирает у полковника модель и принимает командование воздушным судном в свои крепкие генеральские руки. Скорость полета замедляется, «Тушка» замирает на месте, практически превращаясь в дирижабль. Видно, как генерал широко распахивает рот.
— Приказывает освободить посадочную площадь, — читает по губам Машка.
Генерал, успокаивающе помахивая нам свободной рукой, легко бежит по посадочной полосе, руля зажатым в другой руке самолетиком. Следом за ним спешат специалисты посадочного ремесла. Два десятка пилотов, с десяток инженеров и два сержанта, волокущие на плечах довольного пацана. До генерала далеко, но мы с Машкой отчетливо представляем, как урчит он сейчас, изображая рев турбин. Как приказывает грубым голосом пристегнуть ремни и ни в коем случае не курить.
— Брошу. Вот как только приземлимся, обязательно брошу, — обещает Баобабова.
Генерал замедляет бег и спускает самолетик все ближе и ближе к бетону. Практически ползет на карачках, лишь бы мы живы остались. И модель не пострадала.
Наш «Ту», совершив последний круг над панорамой аэродрома, заходит на посадку. Все ближе земля, все неприятнее ощущения.
Генерал впереди по курсу. Поворачивается к нам, кричит, и даже я понимаю, чего это он рот генеральский разевает. Трясти, говорит, сейчас будет сильно. Но, говорит, вы не волнуйтесь. Посажу, говорит, как самого себя. Пусть трясет. Лишь бы благополучно.