— Хи?хи?хи… — Это точно в голове. Полковники, на которых грешил, за столом. Обсуждают что?то. Баобабова тоже не в пределах видимости. Про генерала и таможенника не говорю. Спят. Отворачиваюсь ото всех.
— Кто это?
— Хи?хи?хи….
— Эй! Кто вы?
Мне совершенно не страшно. А по идее должно быть. Но я за время работы в отделе «Пи» видел не только разъяренную Баобабову и недовольного капитана Угробова. Приходилось бывать в переделках более серьезных. Если кто центральную периодику не пролистывает, могу напомнить про историю с обезвреживанием летающей тарелки, которая занималась контрабандной перевозкой иностранных гражданок на территорию нашего города. Воронка от тарелки вот такая, а мне хоть бы что. Небольшая пересадка кожи на некоторые опаленные участки тела. Или хотя бы тот случай, когда…
— Лейтенант!.. Не спи…
Поправляю ухо. Голос в голове отчасти прав. Я, когда хочу быстро заснуть, вспоминаю особо опасные случаи из служебной жизни.
— Я слушаю вас. Назовитесь. У вас есть имя?
— Значит, не узнал.
— Мне для протокола надо.
— А?а… Если для протокола только. Мое имя… Выключаю плеер.
Мое имя… Выключаю плеер. Если предположение верно, то голос в мозгах исчезнет. И я не сумасшедший. Голоса не слышно. Включаю плеер.
— …балуешь, лейтенант? Кому нужна информация, мне или твоему отделу? Если не перестанешь отсоединяться, то…
Отключаю плеер. Делаю десять приседаний, пару раз отжимаюсь. Больше настроения нет. Показываю стекольному отражению язык. За спиной затихают полковники. Им впервые приходится воочию наблюдать за работой сотрудников засекреченного во всех отношениях отдела «Пи».
Голос не подает признаков жизни, из чего делаю вывод — я совершенно нормален. Ненормальна кассета. Генералу слышится одно, полковникам другое. Всем остальным третье. А мне везет больше. Со мной разговаривают.
Подключаемся.
— Старший лейтенант Пономарев на плеере!
— Ну ты сволочь, Пономарев. У тебя совесть есть?
— Здесь вопросы задаю я. Назовите себя и место, с которого вещаете. Але, вы меня хорошо слышите?
— Слышу, — отвечает после некоторого раздумья голос. — А ты, лейтенант, другим стал. Зазнался?
— Не понимаю вас. Если хотите сотрудничать со следствием, сообщите место передатчика. Прием!
— Место хорошее. Санитары, правда, звери. Но я не обижаюсь.
Кажется, я слегка ахаю.
— Догадался, наконец, кто? — Голос хихикает.
— Не может быть. Как же так? Вы?
— А ты думал — мозги запарились?
— Откуда вы…
— Оттуда же, откуда всегда. Подожди минуту, санитарки за неважно чем пришли.
В ухе слышится грохот металлической посуды, кряхтенье и женское ворчание.
— Я на месте. — Голос возвращается. — Какие новости, лейтенант? Судя по тону, очередные неприятности? Или задание слишком таинственное? Баобабова далеко? Привет передавай. Слышал от доверенных лиц — бронежилет новый прикупила?
— К черту бронежилет! — взрываюсь я. Полковники заслоняют грудью спящего генерала. Кто знает, что в голове у старшего лейтенанта, болтающего с пустотой. — Каким образом вы со мной разговариваете? До ближайшего телефона двадцать шагов и толпа полковников.
— Сие таинство мне неизвестно, — признается Садовник. — Звоню тебе в кабинет, а меня напрямую соединяют. Значит, так судьбой прописано. Лейтенант, у меня мало времени. Да и мелочь заканчивается. С мелочью в нашем департаменте тяжело. Боятся, что глотать и выносить будем. Давай о главном. О работе.
Упираюсь лбом в стекло. В том, что Садовник нашел меня в трудную для отдела «Пи» минуту, ничего удивительного. Он нам всегда помогал как мог. Денег, правда, не давал, но морально постоянно находился на нашей стороне. Другой вопрос, каким образом голос Садовника слышен только при включенном плеере? С той самой кассеты, на которую будто бы записаны так называемые песни с летающего над аэропортом пустого «Ту».
— У нас довольно критическая ситуация. Самолет в небе неуправляемый. Команда отсутствует, пассажиров нет. На запросы не отвечает, садиться не собирается. Но ваше присутствие не требуется. Лечитесь на здоровье.
В голове шорох раздумий.
— Самолет? Тушка?
Я ничего не говорил Садовнику о марке аппарата. А газеты в психушках читать запрещают.
— Думаешь, откуда знаю? — В голове возникает вопросительный знак. — Забыл, лейтенант, кем я до больницы работал? Мне по штату положено все знать. Дело твое пустяковое. Сам разберешься. Верю в тебя и отдел, моими трудами созданный. Я ведь, собственно, по другому поводу звоню. Пономарев! — В ухе явственно слышатся тоскливые нотки. — Лесик! Вытащи меня отсюда! Надоели утки, санитарки, манная каша и придурки.
Вокруг ни одного нормального человека.
— Вы ж такой всесильный, — намекаю на членство в неофициальном правительстве Земли.
— Мы можем многое, но не все. Ты ж сам мент, понимать должен. Психушка — учреждение неприступное. За взятки не выпускают, а по уму не лечат. В общем так, лейтенант, монетки заканчиваются. И время. Идут за мной.
В голове шум борьбы, пыхтенье, звуки укусов и лягания. В какой?то момент Садовник прорывается к телефону:
— С самолетом просто. Смотри вокруг, лейтенант. Внимательней смотри. Решение в твоих глазах. И не вся правда в голове. Что ж вы, гады, так больно…