— Ты Видящий, не я. Что мне тебе объяснять?…
— Ага, видящий я… с одним?то глазом.
— Прости, Многодобрый, я слышал, что есть среди Видящих те, кто выжигает себе глаз, чтобы лучше видеть.
— Спасибо, это не мой метод! Пусть я лучшим целителем буду, чем лучшим видящим. Я не жадный: из двух зол выберу меньшее.
— Еще раз прости, Многодобрый, но говорят… — караванщик оглянулся, склонился ко мне и зашептал: -… говорят, Многомудрый не выбирает. Это его выбирают.
— Откуда ты узнал?!
Я даже про больной глаз забыл. Но он мне быстро о себе напомнил.
— Что?
— Что я… вот блин… — прижал ладони к лицу, покачался взад?вперед, будто это могло уменьшить боль. Ну, что я это он. Откуда узнал?
— Я не знал. А ты… ОН??
И отодвигаться мужик начал. Осторожно. Как от спящей змеи. А рожу его перекошенную я и сквозь пальцы разглядел.
— Да пошутил я, Идущий?первым, пошутил. Ты что, шуток не понимаешь?
— Ну, и шутки у тебя, Многодобрый.
Но мужика, похоже, попустило.
Но мужика, похоже, попустило. Надо б с Крантом поговорить: чего это Многомудрого так боятся?
— Шутки мои не нравятся?… Так болею я сейчас. Вот и шутки… Хочешь других к колдуну сходи.
— Наш Великий третий день животом изволит болеть. Так я лучше к жене пойду. Дни одиночества начались у нее.
— Или Марлу проведай.
— У нее тоже?! Теперь понятно, почему поалы от нее шарахаются.
— А они шарахаются?
— Чуть груз не теряют. И охранники на бросок копья к ней не подходят.
— Да?а?а, весело день у нас начался. И обед ничего себе так прошел. Кстати, мы обедать будем?
Пока глаз не дергает, и о жратве можно поговорить.
— Уже готовят, Многодобрый.
Я принюхался. Пахло дымком и свежим мясом.
— Что за дичь?
— Нашлись наши поалы. Недалеко их унесло. Ну и…
— Правильно. Не пропадать же добру. Уж лучше мы их схарчим. Чем кто другой. И на халяву.
— Ты самый мудрый Видящий из всех, кого я слышал!
Караванщик опять огладил халат на животе. А под халатом я точно знаю! широкий и туго набитый пояс прячется.
— Мужик, ты так хорошо обо мне говоришь… Не иначе, еще вопрос имеется.
— Ты самый видящий из всех Видящих!…
— Короче, чего спросить хочешь?
— После обеда я хотел бы поговорить с Многовидящим о воде.
Типа, ты сначала поешь, расслабься, а потом я тебя тепленького и сытого…
— До обеда еще есть время, говори.
— У нас осталось мало воды…
Похоже, словесные кружева закончились.
— То, что мало, это я уже слышал. Дальше чего?
Ну, обрисовал этот хитрован ситуацию. Дня четыре придется топать обратно. К тому колодцу, где мы заправлялись в последний раз. И столько же к другому колодцу. Но тот уже в стороне от Дороги. Вот и думай?гадай, Первоидущий, куда направить своего поала.
— Ладно, давай думать вместе. Логически…
— Как?! караванщик в седле подпрыгнул. Будто укусило его седло.
— Короче, просвети меня, одноглазого… Как там у нас римусо походил?
— Так, так, потом через Дорогу.
И Первоидущий изобразил замысловатую траекторию.
— Колодец, что возле Дороги, он мог защепить?
— Мог. Римусо быстро бегает. То, что мы шли четыре дня, он…
— Так, с этим мне ясно. А до другого колодца он мог дотянуться?
— Нет. Он не с той стороны…
— Ну, и в чем вопрос?
Караванщик еще раз ощупал пояс под халатом.
— Скажи, Многовидящий, а ты видишь там что?нибудь?
Там это значит вправо от Дороги и четыре дня прямо к горизонту.
— Честно? Ни хрена я там не вижу.
— Вот и хорошо! Значит, идем в оазис.
Оазис я увидел через четыре дня. Обеими глазами.
Боль ушла.
Мой одноцветный мир
Всеми красками вдруг засверкал!
25.
— Да, я звал тебя, Идущий?первым. Знаю, у тебя много дел. Но, думаю, тебе будет интересно: здесь цветет Тиама.
— Откуда ты?…
— Вижу.
Мужик резко сел на землю. И стал, как рыба на берегу, хватать ртом воздух.
— Эй, чего с тобой? Ноги или сердце?…
Склонился к Первоидущему, а тот от меня на заднице отползает. Еще и смотрит так, будто я его покусать могу.
— Спокойно. Все остаются на местах. Слышишь? Никто тебя не обидит. Не бойся. Говори, чего случилось? Говори…
Не знаю, сколько я болтал эту ерундень, но мужик таки успокоился. Тереть халат об землю перестал.
И в глазах какой?то осмысленный блеск появился.
— Ну, а теперь, может, поговорим?…
Караванщик кивнул.
— Тогда говори. Слушаю.
— Прости, Много… — остаток приветствия заглушил кашель. Кашлял не я. Мне говорили, что увидеть цветок Тиамы и остаться живым может только ЕГО служитель.
— Ну и?… все еще не въехал я.
— Ты видел цветок и ты живой.
— Ну?
Пусть он сам скажет. Если решится. Делать чужую работу я не собираюсь.
Решился.
Вдохнул побольше воздуха и… прошептал:
— Ты служишь ЕМУ.
Смелый мужик. И сообразительный.
— Ну, служу. Дальше чего?
— Давно?
Кажется, караванщик ждал, что я стану все отрицать. Я его еще раз удивил. Наверно, от удивления он и ляпнул свое давно?
— Давно служу. Еще до встречи с тобой.
— Как же ты…
— Идущий?первым, мы будем дело делать или мою биографию обсуждать? Учти, ветер может и перемениться.
— Ветер?…
— Тиама ведь пахнет. Нанюхаемся и тогда всем писец.
— И тебе?
— Я видел цветок другого Тиамы.
— А как же?… Мужик начал подниматься.
— Лепестки в ручье.
Большой белый лепесток качался на воде. А в нем, как в лодке расположились маленькая желтая птичка и черный жучок. Птица не взлетела, когда лепесток поднесло ближе к нам. Жук тоже не двигался.