Вольский нахмурился. Что?то такое мелькнуло в голове. Какая?то мелочь, пустячок, но очень важный пустячок. О чем он думал? С чего начал? Он думал, нельзя ли отвезти Соню в роднику, если она все же… Если он не сумеет ее удержать. Потом… Так, потом он думал, что рассуждает, как кинговский доктор из кладбища домашних животных. Жизнь есть жизнь, а смерть есть смерть. Живые и мертвые — разные, и живут по разным законам. Когда?то, прочитав «Кладбище…» впервые, Вольский долго размышлял: а на черта ожившие мертвецы ходят и убивают всех без разбора? Единственное, что ему пришло в голову — что закон продолжения рода также действует в мире мертвых, как и в мире живых. Живые хотят любить, рожать детей, продолжать жизнь, создавать как можно больше себе подобных. Мертвые хотят того же: создать как можно больше мертвых. В сущности, поведение пациентов Прошина такую теорию подтверждало. Но это все не то… Не то важное, что Вольский пытался вспомнить… Так. Еще раз. Соню надо удержать здесь. Нельзя дать ей уйти. Он должен быть с ней вместе. В горе и радости, в жизни и смерти, чтобы защищать, чтобы последовать с ней, если надо на ту сторону. Одна она не справится. А он что?нибудь придумает. Только надо быть вместе. В горе и в радости… Господи, помоги ей!
Вольский никогда не верил ни в какого Бога. Но сейчас он сидел и шептал: Господи, или кто там есть, помоги ей! Я не могу помочь, так что помоги ты!
Смешно. Он вспомнил, как впервые подключался к Интернету. Тогда Интернет открыл ему глаза на сущность религии и институт церкви как таковой.
Вольский всегда относился к церкви неприязненно, считая ее сугубо дисциплинарным институтом, созданным специально, чтобы призвать к порядку толпы слаборазвитых в нравственном отношении людей, дать им некий свод правил жизни и заставить выполнять эти правила под страхом адских мук, ухудшения кармы, и т.п. Ему всегда было смешно слушать о таинствах, значении церковных ритуалов, и уж тем более смотреть на раскормленных священников, утверждающих, что сан дает им право чуть ли не на прямое общение с творцом. И вот, счастливо прожив с такими взглядами много лет, Вольский решил подключиться к едва только появившемуся в родном отечестве Интернету. Провайдер тогда был один единственный, так что выбирать не приходилось. Вольский внес деньги на счет, завел логин и пароль, зарегистрировался, и жадно припал к неисчерпаемому источнику знания (общения, радости, изумления, и чего там еще).
Сидя в сети, он подумал, что процедура подключения очень напоминает процедуру крещения, например. Имеется некий провайдер — абстрактная группа лиц, которая непостижимым для тебя, дурака, способом напрямую контачит с единой информационной сетью и может дать выход в нее каждому, кто заплатит немножко денег и пройдет процедуру инициации: заведет логин (имя, данное при крещении), соблюдет необходимые формальности (для церкви — таинство крещения с хождениями вокруг купели и пр, для сети — заполнение каких?то непонятного назначения окошек и ответы на непонятно с какой целью задаваемые вопросы). После чего некий выход в Сеть (в сфере религии — доступ к Всевышнему через посредника) у тебя есть. Остается регулярно платить немного денежек (в лоне церкви — возносить молитвы, читать суры, исповедаться, петь мантры) — и доступ будет открыт всегда.
«Возможно, различные религии и их служители — это просто различные провайдеры и сотрудники компаний, обслуживающие выход к Богу» — подумал тогда Вольский. Если допустить, что некий бог все же существует…
Сейчас он снова подумал: «Черт его знает, может, это и вправду работает…» Может быть, если он выберет хорошего провайдера, и подключится прямо сейчас, и оператор введет правильный код (в горе и радости, в жизни и смерти…), где?нибудь там, в бесконечной вселенной, они с Соней подключатся друг к другу, и действительно будут вместе навсегда — и по эту сторону, и по ту… Ведь если он не знает, что там, на той стороне — это вовсе не значит, что там ничего нет. И если он не знает, как осуществляется связь между душами, это не значит, что связь в принципе отсутствует. Законы жизни и законы смерти объективны, как законы оптики или термодинамики. И независимо от того, верит Вольский в них, или нет, понимает их, или не понимает, они работают. Так может, те, кто поклялся перед Богом никогда не разлучаться, действительно остаются вместе всегда, вечно?..
— Федор! — гаркнул Вольский в коридор — Федор! Телефон дай мне!
…Священник явился в палату через сорок минут — молодой, с хорошим открытым лицом, в адидасовской куртке поверх рясы. В сущности, Вольскому было все равно, к какому провайдеру обратиться. Если бы поблизости оказалась буддистская пагода или католический костел, то, возможно, на месте этого парня в рясе сейчас стоял бы желтолицый лама или ксендз с тонкой усмешкой на бледных губах. Какая разница, кто? Бог, также как и Интернет, один на всех… Просто православный храм оказался ближе, чем буддистский…
Это было самое странное венчание, которое только можно себе вообразить. Соня лежала, накрытая белой простыней, и выглядело все так, будто молодой священник не венчать ее пришел, а соборовать. Сестра, менявшая невесте капельницу, всхлипнула, когда Слободская положила Соне на грудь белую розу. Медсестра вышла в коридор. Слышно было, как она там плачет и негромко причитает: «Господи, такая молодая, жить бы да жить… Жалко?то как…»