— А топор тебе зачем?
— Дык а чего? Я с детства привык топором все мерить. Удобно — один раз топор померил, и он у тебя всегда под рукой! В этом вот ровно четыре фута и два дюйма.
— Ох, уволь меня от воспоминаний детства! Me ряй что ты там хотел, да пойдем послушаем, что Архимед придумал!
— Дык это… а как же я его померяю теперь? — развел руками Андрэ.- Архимед сказал — померить самого большого коня — сколько он высотой, когда стоит. А они оба лежат!
Я застонал сквозь зубы.
— Померяй лежащего, и идем!
Видимо, Андрэ что-то такое прочел в моих глазах, потому как молча бросился к бесчувственному Максимилиану и споро померил его от копыт до холки и от ноздрей до основания хвоста.
— Готово, господин капитан!
— Ну так чего стоишь? — Мне не терпелось узнать, что же придумал изобретатель. В сложившейся ситуации вполне простительное чувство, я считаю.- Пошли быстрее!
На палубе собралась уже вся наша «команда». Архимед записал результаты измерений, сделанных Андрэ, и надолго погрузился в какие-то вычисления. Мы в почтительном молчании наблюдали за процессом — не каждый день удается посмотреть на настоящего изобретателя за работой. Особенный же пиетет внушал тот факт, что от результатов зависела наша жизнь.
Особенный же пиетет внушал тот факт, что от результатов зависела наша жизнь.
— Хорошо! Очень хорошо! — Архимед поднял глаза от расчетов и довольно улыбнулся.- Я уверен, что это сработает!
— Что — это? Ну же, не тяните!
— Вот!
Изобретатель торжественно развернул свою книжечку для записей страницами к нам.
— Э-э-эм… Несомненно, это очень интересно,-
промямлил я.- Но я понятия не имею, что значат все эти закорючки.
— Это не закорючки, безграмотное вы животное! Это формулы! — обиделся Архимед.- Здесь выведено доказательство того, что моя идея реализуема!
— А за животное можно и когтями по физиономии!
— Я рассматриваю все явления с точки зрения науки! — надменно вздернул бровь изобретатель.- Вы являетесь котом, а коты и кошки — животные. То, что вы умеете говорить, еще не делает вас человеком! Что лишний раз подтверждается тем обстоятельством, что грамота вам недоступна.
— Ах ты… ты… — Я задохнулся от гнева.
— Спокойно, спокойно! — Коллет бесцеремонно ухватила меня за шиворот и тем спасла наглеца от немедленной расправы.- Архимед, вы ошибаетесь относительно Конрада! Он вовсе не от рождения кот, он и человеком был не особо грамотным.
— Спасибо, Коллет! — ядовито прошипел я.- Умеешь найти доброе слово для старого друга!
— Я всего лишь хочу, чтобы вы отложили выяснение отношений до более благоприятных времен. Кстати, я тоже не понимаю смысла вашего изобретения. Судя по формулам, вы высчитали скорость, которую приобретет корабль, если колеса будут вращаться с определенным усилием. Но где вы возьмете источник этого усилия?
— О! Так ведь это самое простое! Источник всю дорогу находился у нас под ногами!
Запись в путевом дневнике Конрада фон Котта
от 2 сентября 16… г. от Р. X.
Чуть не погубив нас своей чрезмерной приверженностью к точным цифрам, Архимед же и нашел гениальное решение, спасшее нас в этой — казавшейся безнадежной — ситуации.
Примечание на полях. Ну насчет гениального решения — это, конечно, гипербола.
— Это неслыханный позор! Злая насмешка над моей благородной кровью!
— Не вижу никакого позора,- пожал я плечами.—Работа как работа.
— Вот именно! Работа! Капитан, вы, простите за дерзость, рассуждаете как простолюдин! Дворянин не должен осквернять себя работой! Тем более такой низкой!
— Да что в ней такого низкого-то?
— Вам не понять, вы не конь! — всхлипнул Максимилиан.- Крутить колесо — работа для ишаков, мулов и деревенских кляч! А я… а мы с братом — рыцарские кони!
Я дождался, пока Максимилиан пройдет круг и вновь окажется мордой ко мне, и попытался его утешить:
— Знаешь, один из моих родственников по материнской линии подался в монахи. И, надо признать, он просто создан был для этой стези. Даже в детстве он отличался прямо-таки нездоровой богобоязненностью — ни разу не лазил с нами по чужим садам, не кидал камнями в бродячих музыкантов и вообще не врал, за что, помнится, мы его сильно не любили и регулярно устраивали ему «темную». Так что самое место ему было в келье. Однако, при всей своей набожности, одержим он был одной страстью, которая, впрочем, у всех фон Коттов является семейной чертой, почти семейным проклятием. Я имею в виду наличие некой метафизической субстанции, не дающей представителям нашего рода подолгу пребывать в покое. Говоря по-простому, имелось у него наше родовое «шило в заднице». А потому, вместо того чтобы спокойно жить-поживать в каком-нибудь монастыре, подался мой родственник в миссионеры.
Долго о нем не было ни слуху ни духу, а потом как-то довелось мне встретить его в Риме, где я сопровождал одного вельможу и куда мой родственник прибыл по личному приглашению папы. Да-да, представь себе — труды его по обращению туземцев в христианство были столь высоко оценены, что о нем даже узнал Святой престол. Так вот, засиделись мы с ним тогда в траттории основательно, и родственник мой слегка расслабился от нежного итальянского вина. И, расслабившись, продемонстрировал мне, что скрывали рукава и ворот его рясы.
— И что же это было? — поторопил меня Максимилиан, сделав очередной круг.