Хозяин, видно, простаком не был, потому что времени даром не терял. Пока ночные гости в темноте и зарослях сломя голову искали спасительный забор, он, не обращая внимания на причитания своей монны, поспешил на задний двор, отвязал пса, может, даже дал ему хорошего пинка в зад, и страж целомудрия с оглушительным лаем понесся в заросли, не разбирая дороги и не обращая внимания ни на шипы, ни на розы.
— Какой он породы? — поинтересовался на бегу Рэндалл.
— Ох!
Он первым наткнулся на стену, можно сказать, влепился нее с разбега, и это оглушило его на несколько непростительных секунд.
— Мастиф… кажется, — пропыхтел Джиджио. Рэндалл обхватил его за талию и практически вскинул на стену. — Впервые вижу… двурушничающую собаку…
Тинто по?женски взвизгнул в темноте, мастиф прыгал, норовя достать до шеи, Рэндалл с большим или меньшим успехом бил его в полете обутыми в сапоги ногами. В результате непродолжительной возни лютнист, скребя пальцами по. камню, тоже оказался в относительной безопасности. Встав на стене на колени и шаря внизу руками, подобно прачкам, упустившим в омут белье, они честно пытались зацепить и вытащить на гребень своего товарища. Наконец им это удалось, причем Тинто поймал руку, а Джиджио — ворот. Вид у Рэндалла был драный. И покусанный.
— Повезло тебе с сапогами.
— Противостояние сапог и собак обычно заканчивается в пользу последних, — мрачно заметил Рэндалл. — И сегодняшний случай — не исключение. Хватит с меня… любовных приключений… в чужих огородах. Женюсь. К чертовой матери. Немедленно.
— Надо немедленно драпать, — спрыгивая со стены, отозвался Джиджио. — Матримониальные планы устроишь потом.
И впрямь, в конце переулка раздавались громкие голоса и бряцание алебард ночной стражи. Стражи всегда приближались к очагам беспорядков с изрядным шумом, всегда оставляя зачинщикам возможность заблаговременно скрыться через неперекрытый конец переулка. Во?первых, потому, что беспорядки бывали чреваты телесными повреждениями различной степени тяжести, а во?вторых, потому, что когда в них участвовали высокородные студенты, все сплошь инкогнито, то от их задержания следовало, как правило, неприятностей больше, чем от нарушения ночной тишины или чьей?то незначительной мещанской рогатости. Причем зачинщики, приведя в действие тяжелую артиллерию в виде именитых папенек, имевших в пушку собственное рыльце, имели пакостное обыкновение оставаться безнаказанными.
— Боюсь, ваша уважаемая матушка была бы недовольна вашей компанией и времяпровождением.
Рэндалл вполне ценил деликатность сеньора Камбри. Имея все основания не любить королеву Ханну, в присутствии сына тот ни разу не отозвался о ней непочтительно.
— Каковы бы ни были мои компания и времяпровождение, моя матушка в любом случае осталась бы недовольна.
Сэр Эверард изящно потянул носом. От его воспитанника пахло вином. Одежда была раскидана по комнате, а сам Рэндалл сидел на кровати, положив ступню одной ноги на колено другой и прижимая платок к кровоточащей голени. Огня не зажигали, довольствуясь луной. Напротив, у окна, стоял стул сэра Эверарда. Именно здесь, меж стулом и кроватью. проходила грань их отношений. Милорд де Камбри сидел в присутствии государя, но никогда — рядом с ним. И были вещи, о которых с ним говорить не стоило, хотя и хотелось. Дело, как подозревал Рэндалл, было в том, что сэр Эверард попросту был неподходящего пола. Милорд отличался способностью установить отношения таким образом, что лишь по продолжительном размышлении ты обнаруживал, что они установлены.
И были вещи, о которых с ним говорить не стоило, хотя и хотелось. Дело, как подозревал Рэндалл, было в том, что сэр Эверард попросту был неподходящего пола. Милорд отличался способностью установить отношения таким образом, что лишь по продолжительном размышлении ты обнаруживал, что они установлены. Благодаря его деликатности он был Рэндалл, а не «Ваше Величество» и никогда не «возможно, Райе». Требовать большего означало гневить богов. Но, самый умный и самый тактичный, сэр Эверард все же не был таким же, как он сам. А ему нужно было поговорить о себе.
— Клок мяса вырвал, паршивый кобель, — вздохнул он.
— Пригласить врача?
Рэндалл сделал поспешный отрицательный жест, и его старший друг озадачился:
— Это с чем?то связано?
Самая середина ночи. Там, в городе, в купеческом квартале, наверное, еще не улеглась суматоха. Муж Беллы Триссы объяснит все ее соседям скорее всего нападением воров и разбойников. Вряд ли у него не хватит ума спрятать рога под бархатный берет с ушками. Наверное, это была такая ночь, когда надоедает свято хранить тайны. А кроме того, кому еще и доверять, как не сэру Эверарду. И если ему не доверять, то лучше уж не жить.
— Хочу вам сообщить, как сеньору, — сказал Рэндалл, делая вид, будто смотрит на рану, — у вас появилась проблема. Сегодня ночью в Триссамаре взбесится собака.
Последовало краткое молчание.
— Должен ли я презрительно фыркнуть? Что, в Триссамаре не видали бешеных животных? Или в этом бешенстве есть нечто особенное?
— Я и сам не знаю, — признался Рэндалл. — Особенное было в том, почему она взбесилась. Я представления не имею, какой силой теперь наделено животное. Предположительно известно только, что сила эта неуправляема. Природа силы… — он помолчал, — необъяснима.