Как сказал мэтр Эйбисс? «Путешествовать в наших краях лучше в теплое время года?» Акцент тут следует ставить не на «лучше». А на «путешествовать». А может, зная прекраснодушную натуру мэтра, даже на том, что «в это время земля расцветает». Рэндалл понял, что ему посоветовали бежать. Единственное, чем он мог помочь Рэндаллу, это добрый совет. Бесконечно больше, чем захотел бы сделать кто?то иной.
Он остановился, потому что на него из тьмы разинула очередная дыра. Края ее были неровными и обледенели, как стены. Хрусталинки льда резали ладонь, когда он ощупывал их. В принципе это отверстие могло оппонировать как узкий лаз. В лежачем положении сюда можно было пропихнуть даже довольно тучного мужчину, если только там, в глубине, ход не сужался. Маленький сюрприз для тучных. Куда вел этот ход, отсюда видно не было. Рэндалл пропустивший на ходу не меньше дюжины таких отверстий, внезапно озаботился выяснить это, и немедленно. Он вытащил голову из дыры и всунулся туда почти по пояс снова держа перед собой факел — то, что от него осталось, жалкий огарок, которого и на обратный?то путь не хватило бы. Свет расширил зону видимости, но не намного. Факел, зажатый в вытянутой руке, слепя, даже мешал видеть, но все же позволил различить уходящую чуть вниз на удивление гладкую черную трубу. Должно быть, это лед сгладил неровности кладки. Позади огня маячила тьма. Рэндалл потянулся вперед. Казалось — так кажется всегда, — что там притаилась тайна, готовая раскрыться ему одному. В конце концов, несмотря на все мрачные дворцовые интриги, окружавшие его с детства, он был мальчик тринадцати лет, оберегавший право на свои секреты.
К тому же он был из тех тощих мальчишек, у кого голова и плечи перевешивают противоположную часть тела. Возможно, то, что случилось, следует счесть несчастной случайностью, на самом деле столь же редкой, сколь часто на нее списывают закономерный результат столкновения множества разнообразных интересов, Он тянулся вперед, норовя заглянуть хотя бы на дюйм дальше, всеми силами отодвигая огонь подальше от глаз, чтобы светил не слепя, вставал на цыпочки, отрывая от пола то одну, то другую ногу. И сорвался. И кто бы подумал, во что превратится этот обманчиво пологий спуск!
В течение бесконечно длинных секунд он летел головой вперед по ледяному желобу, вытянув руки с факелом, в свете которого на миг мелькало то, что ожидало его впереди. По — том обрушился в черную, непроглядную, невесть чем грозящую бездну.
Падение на гладкую твердую поверхность даже не оглушило его, в конце концов, он был обучен падать, а здесь оказалось не выше, чем с конской спины. Гораздо больше в первые секунды его беспокоила судьба факела. Тот шипел и мигал в луже, однако выровнялся, стоило Рэндаллу поспешно взять его в руки. Настало время оглядеться.
Он поднялся на ноги и воздел факел повыше. Надо посмотреть, куда его занесло и как отсюда выбраться. И чем дольше он смотрел, тем отчетливее осознавал, что ему, кажется, не повезло.
И чем дольше он смотрел, тем отчетливее осознавал, что ему, кажется, не повезло. Факел освещал только жалкий пятачок, за пределами которого клубилось нечто… первобытное. Непроглядное и невозможно огромное. И пустое. Он крикнул, норовя эхом определить размеры подземелья. Крик заметался, Отражаясь от далеких стен, и угас, поглощенный ледовитой, какой?то вневременной тишиной.
Он выпал из отверстия в стене на уровне чуть выше человеческого роста, и первым его побуждением было вернуться наверх тем же путем. Но даже если бы он допрыгнул, тело помнило, насколько скользкой была эта проклятая труба и насколько круто шла она вниз после первых нескольких футов. Пожалуй, он мог бы подняться по стенкам, враспорку, когда бы не скользил. Руками и ногами. Щелкая зубами от омерзительного холода, он торопливо разулся, закрепил сапожками огарок, чтобы свет падал куда нужно, и подпрыгнул, пытаясь уцепиться за край. Тщетно. Лед был скользок, как зеркало, ногти чиркнули по его поверхности, отозвавшись острой болью, и он сорвался обратно, босиком в лед и снег, уже не чуя ног, отдышался и торопливо обулся. Попробовал по?иному, используя свой игрушечный церемониальный кинжальчик, к которому до сих пор относился у оружию, чтобы выцарапать во льду зарубки и по ним добраться до края желоба. Мясо за столом тот резал как нечего делать, однако лед оказался ему не по зубам. После пяти минут яростных усилий на скользкой поверхности осталась едва заметная царапина, за которую невозможно было зацепиться даже ногтями. Зато Рэндалл согрелся и сообразил, что пока у него имеется хоть сколько?нибудь света, имеет смысл оглядеться и поискать не столь затратный выход.
Место, куда его занесло, было жутким, иначе не скажешь, но, видимо, у человеческой психики есть какие?то тормоза. Все время, пока он шел, осматриваясь, его мозг отказывался воспринимать увиденное всерьез. Впечатление было такое, будто ему снится один из рядовых, обыденных, привычных страшных снов.
Он предусмотрительно не отходил от стены, опасаясь, что в противном случае может не найти ее снова. Света хватало, чтобы разглядеть, как свод, начинаясь почти над самой его головой, дальше к центру подымается круто ввысь. Сверкающая борода изморози, местами, как зубами, прошитая иглами сталактитов, покрывала изящные ребра нервюров, и благодаря ее покрову конструкция свода выглядела не скелетной, как он привык, а словно обтянутой плотью и шкурой. На лепном карнизе, тянущемся по краю вдоль его пути, громоздились скульптурные чудовища, химеры и горгульи, почти привычные на вид, за тем исключением, что он привык видеть их в храмах во всем их первозданном безобразии. Черными или серыми. Здесь, как и все прочее, демонические создания обзавелись искристой ледяной шерстью, будто прикидывались светлыми ангелами. Это было в какой?то степени Даже красиво, и жуть пробилась в тот момент, когда до Рэндалла дошло, что он идет вдоль архитектурного фриза, тянущегося, по обыкновению, по самой верхотуре, на головокружительной высоте… в храмах, но разве тут был храм? Кому и когда тут молились?