— Что ещё? — нетерпеливо спросила Марика.
— Вы не будете возражать, если я… ну, отлучусь на ночь? Я обязательно вернусь к вашему пробуждению. Обещаю!
Марика насторожилась. С такой просьбой горничная обращалась к ней не впервые. Но кто знает — вдруг это подстроенная братом ловушка? После того разговора в часовне он очень расстроен и вполне может…
Хотя нет, вряд ли. Это не в духе Стэна. С него станется устроить бурную сцену ревности, прочитать длинную и страстную нотацию о том, как должна вести себя порядочная девушка, — но пытаться поймать её на горячем, в объятиях воображаемого любовника… нет, на это он никогда не пойдёт. Он слишком сильно любит её, чтобы так унижать.
Марика подтянулась на подушках и кивнула горничной:
— Хорошо, золотко, ступай. — Она лукаво усмехнулась. — Приятных тебе развлечений.
Девушка-горничная ответила ей заговорщической улыбкой.
— И вот что, дорогуша, — продолжала Марика. — Раз тебя не будет, вели одному из стражников стать поближе к моей двери и проследить, чтобы меня никто не беспокоил. Я хочу всласть выспаться.
— Будет сделано, госпожа. — Горничная снова поклонилась и выскользнула из спальни.
После её ухода Марика провела в постели ещё четверть часа, чтобы подстраховаться на случай возвращения горничной. Но девушка так и не вернулась.
Тогда Марика встала с кровати, зажгла от пламени светильника свечу и босиком, одетая лишь в ночную рубашку из тонкой полупрозрачной ткани, вошла в гардеробную. Там она сменила свою рубашку на более короткую, надела трусики, натянула на ноги чёрные ажурные чулки и вступила в туфли на низких каблуках. Убедившись, что больше ничего не забыла, Марика проследовала в смежный со спальней кабинет.
Этот кабинет, как и все покои, раньше занимала её мать, княгиня Илона. В течении двух с половиной лет они пустовали в ожидании новой хозяйки, которой должна была стать юная княжна Лютицкая, Аньешка.
Но за месяц до свадьбы со Стэном она внезапно заболела и вскоре умерла. Тяжело перенёсший эту утрату, Стэн тогда и слышать не хотел о новой невесте. Его брак с Аньешкой был предрешён, ещё когда они оба были детьми, и он настолько привык к этой мысли, что просто не мог представить на её месте другую женщину. Словно бы желая подчеркнуть, что не намерен даже обсуждать этот вопрос, Стэн предложил Марике занять апартаменты их матери. Девятилетняя девочка, не подозревавшая об истиной подоплёке решения брата, была страшно довольна, что её, наконец, признали взрослой…
В кабинете Марика зажгла три свечи в массивном серебряном канделябре посреди письменного стола, а ту, которую принесла с собой, воткнула в свободный подсвечник. В комнате стало светло и уютно.
Марика посмотрела на часы, висевшие на стене меж двух зашторенных окон. Как и большинство предметов обстановки, эти часы принадлежали её матери, и были они мало что просто странные. Их циферблат был разделён не на двенадцать, как обычно, равных частей, а на двадцать четыре — таким образом, за сутки часовая стрелка делала не два оборота, а один. Вернее, так вела себя одна из часовых стрелок — а их было две, равно как и минутных: одна пара красных, другая — чёрных. Чёрные стрелки шли точно, зато красные спешили почти в два раза: если верить им, то сутки проходили за двенадцать часов и пятьдесят четыре минуты нормального времени. Эти часы были изготовлены лет восемнадцать, а то и двадцать назад по специальному заказу княгини. Стэн считал их причудой матери, пусть и милой причудой, но бессмысленной. Точно так же думала раньше и Марика, но три с небольшим года назад она узнала, что это гораздо серьёзнее, чем просто причуда.
Красные, «неправильные» стрелки показывали без двадцати час пополудни. Марика опустилась на корточки перед шкафом, выдвинула ящик с двойной задней стенкой и после нескольких осторожных манипуляций достала из тайника ворох женской одежды, дамскую сумочку из крокодиловой кожи, а также кукольную голову с длинными золотистыми волосами — очень искусную имитацию настоящей женской головы в натуральный размер.
Отложив в сторону кукольную голову и сумочку, Марика выбрала чёрную плиссированную юбку, белую шёлковую блузку и тёмно-красный жакет и принялась второпях одеваться. Несмотря на то, что близился к концу месяц красавик, по ночам было ещё прохладно, и без верхней одежды она уже слегка продрогла.
Принарядившись, Марика скрепила золотой заколкой свои волосы и оценивающе посмотрела на себя в зеркало. Кокетливо подмигнув своему отражению, она в очередной раз улыбнулась при мысли о том, в какой шок были бы повергнуты здешние, если бы увидели её в этом наряде. Марика отнюдь не была в восторге от тамошней моды, она любила одеваться роскошно и изысканно, обожала украшать себя драгоценностями — чтобы сразу было видно, что она княжна, а не какая-нибудь простолюдинка. Но разнообразия ради Марика была не прочь порой пощеголять в коротенькой юбке — у неё были красивые ноги, длинные и стройные, и ей приятно щекотало нервы, когда встречные мужчины откровенно или украдкой любовались ими. А в целом к тамошним нарядам Марика относилась без особого восторга — за исключением, ясное дело, обуви и нижнего белья. Конечно, как здесь, так и там, встречались и хорошие, и плохие вещи. Но хорошая обувь оттуда была действительно хорошей — лёгкой, удобной, изящной, нигде не жала, не промокала, долго носилась, не коробилась и не портилась от сырости. А о хорошем белье оттуда и говорить не приходится — Марика так привыкла к нему, что никакое другое уже носить не могла, и в последнее время подруги прохода ей не давали, всё выспрашивали, у какого торговца она покупает такие прелестные вещички…