Даже на здоровье он не будет обращать особого внимания, не поставит себе
целью непременно быть сильным, здоровым, красивым, если это не будет
способствовать рассудительности. Он обнаружит способность наладить гармонию
своего тела ради согласия и гармонии души.
И в обладании имуществом у него также будет порядок и согласованность?
Он будет соблюдать свой внутренний строй и будет начеку — как бы там
что не нарушилось из-за изобилия или, наоборот, из-за недостатка имущества —
так станет он управлять своими доходами и расходами. —
Но и в том, что касается почестей, он будет учитывать то же самое: он
не отклонит их и даже охотно отведает, если найдет, что они делают его
добродетельнее, но, если они нарушат достигнутое им состояние
согласованности, он будет избегать их и в частной, и в общественной жизни.
— Раз он заботится об этом, значит, он не захочет заниматься
государственными делами.
— Клянусь собакой, очень даже захочет, но только в собственном
государстве, а у себя на родине, может быть, и нет, разве уж определит так
божественная судьба.
— Понимаю: ты говоришь о государстве, устройство которого мы только что
разобрали, то есть о том, которое находится лишь в области рассуждений,
потому что на земле, я думаю, его нет нигде.
— Но может быть, есть на небе его образец, доступный каждому желающему;
глядя на него, человек задумается над тем, как бы это устроить самого себя.
А есть ли такое государство на земле и будет ли оно — это совсем не важно.
Человек этот занялся бы делами такого — и только такого — государства.
— Именно так.
Книга десятая
Хочешь, мы начнем разбор отсюда, с помощью обычного нашего метода: для
каждого множества вещей, обозначаемых одним именем, мы обычно устанавливаем
только один определенный вид. …
И обычно мы говорим, что мастер изготавливает ту или иную вещь,
всматриваясь в ее идею: один делает кровати, другой — столы, нужные нам, и
то же самое и в остальных случаях. Но никто из мастеров не создает самое
идею. Разве он это может?
Раз он делает не то, что есть, он не сделает подлинно сущего; он
сделает только подобное, но не само существующее. И если бы кто признал
изделие плотника или любого другого ремесленника совершенной сущностью, он
едва ли был бы прав. …
Значит, мы не станем удивляться, если его изделие будет каким-то
смутным подобием подлинника. …
Так вот, эти самые кровати бывают троякими: одна существует в самой
природе, и ее мы признали бы, думаю я, произведением бога. …
Другая — это произведение плотника. …
Третья — произведение живописца, не так ли?
Бог, потому ли, что не захотел, или в силу необходимости, требовавшей,
чтобы в природе была завершена только одна кровать, сделал, таким образом,
лишь одну-единственную, она-то и есть кровать как таковая, а двух подобных
либо больше не было создано богом либо не может быть в природе.
…
Третья — произведение живописца, не так ли?
Бог, потому ли, что не захотел, или в силу необходимости, требовавшей,
чтобы в природе была завершена только одна кровать, сделал, таким образом,
лишь одну-единственную, она-то и есть кровать как таковая, а двух подобных
либо больше не было создано богом либо не может быть в природе. —
Потому что, если бы он сделал их всего две, все равно оказалось бы, что
это одна, и именно та, вид которой имели бы они обе: это была бы та
единственная кровать, кровать как таковая, а двух кроватей бы не было. …
Я думаю, что бог, зная это, хотел быть действительным творцом
действительно существующей кровати, но не какой-то кровати и не каким-то
мастером по кроватям. Поэтому-то он и произвел одну кровать, единственную по
своей природе. …
Хочешь, мы назовем его творцом этой вещи или как-то в этом роде?
— Это было бы справедливо, потому что и эту вещь, и все остальное он
создал согласно природе.
Скажи мне насчет живописца вот еще что: как, по-твоему, пытается ли он
воспроизвести все то, что содержится в природе, или же он подражает
творениям мастеров?
— Творениям мастеров.
— Таким ли, каковы эти творения на самом деле или какими они кажутся?
Это ведь ты тоже должен разграничить. —
Какую задачу ставит перед собой каждый раз живопись? Стремится ли она
воспроизвести действительное бытие или только кажимость? Иначе говоря,
живопись — это воспроизведение призраков или действительности?
— Призраков.
— Значит, подражательное искусство далеко от действительности.
Потому-то, сдается мне, оно и может воспроизводить все что угодно, ведь оно
только чуть-чуть касается любой вещи, да и тогда выходит лишь призрачное ее
отображение.
Следует рассмотреть, обманывались ли люди, встречая этих подражателей,
замечали ли они, глядя на их творения, что такие вещи трое отстоят от
подлинного бытия и легко выполнимы для того, кто не знает истины, ведь тут
творят призраки, а не подлинно сущее.
Если бы поистине он был сведущ в том, чему подражает, тогда, думаю я,
все его усилия были бы направлены на созидание, а не на подражание.
Обо всем впрочем мы не потребуем отчета у Гомера или у кого-либо еще из
поэтов; мы не спросим их, были ли они врачами или только подражателями языку
врачей. … Но когда Гомер пытается говорить о самом великом и прекрасном —
о войнах, о руководстве военными действиями, об управлении государствами, о
воспитании людей, — тогда мы вправе полюбопытствовать и задать ему такой
вопрос: «Дорогой Гомер, если ты в смысле совершенства стоишь не на третьем
месте от подлинного, если ты творишь не только подобие, что было бы , по
нашему определению, лишь подражанием, то, занимая второе место, ты был бы в
состоянии знать, какие занятия делают людей лучше или хуже в частном ли или
в общественном обиходе: вот ты и скажи нам, какое из государств получило
благодаря тебе лучшее устройство, как это было с Лакедемоном благодаря
Ликургу и со многими крупными и малыми государствами благодаря многим другим
законодателям?» —
Так не установим ли мы, что все поэты, начиная с Гомера, воспроизводят
лишь призраки добродетели и всего остального, что служит предметом их
творчества, но истины не касаются?
.