— Я сейчас имею в виду только этих существ. Выгнать их надо из поезда! Выгнать!
— Надо, — согласился Федор, но даже не приподнялся с полки.
— Валерий Михайлович, вы можете что?нибудь объяснить людям? Ведь через час?другой мы все тут перессоримся, передеремся, и поезд наш на совершенно законном основании перейдет к «красивеньким», как это случалось неоднократно с целыми человеческими обществами.
— Хорошо, — сказал Валерий Михайлович. — Я начну их вышвыривать в окна. А Федор будет мне помогать.
— Вряд ли это поможет, — усомнился я. — Тут нужно убеждение. Сможете убедить пассажиров, что «красивенькие» только обманывают, завлекают нас?
— Трудно, но согласен попробовать.
— Так пробуйте, а я пойду за Степаном Матвеевичем и Иваном. Важно доказать, что мы может обойтись и без этих существ. Людям доказать, каждому пассажиру нашего фирменного поезда. Сами мы, сами, понимаете, сами можем все сделать!
— Вставай, Федор, — почти приказал Валерий Михайлович. — Начнем, пожалуй.
Федор приподнялся и начал засучивать рукава. Ну да уж это как он сможет. Пусть?ка поработает фантазия писателя.
Я быстрым шагом, почти трусцой направился в конец вагона.
Пусть?ка поработает фантазия писателя.
Я быстрым шагом, почти трусцой направился в конец вагона. Нас было еще очень мало. Ох, как мало… Однако что же там делают Степан Матвеевич и Иван? Да ведь и студентов нет.
36
Всю компанию я нашел в купе, где ехала та мамаша, что так часто бегала с горшком, ее муж, решительный, явно подстрекаемый женой, и их милое чадушко. Здесь же находился Степан Матвеевич, Иван и еще «наши», но… но здесь же сидел и «красивенький» в мантии, весь седой и, надо полагать, очень старый. На столике были разложены какие?то бумаги, а Степан Матвеевич держал в руке гусиное перо. Перед ним стояла литая бронзовая чернильница и песочница с мелким песком.
— Что вы тут делаете?! — крикнул я. Не знаю почему, но мне казалось, что надо спешить. — Вы хоть знаете, что творится в поезде?
— Все как и должно быть, — спокойно ответил Степан Матвеевич.
— Ну уж нет! Что это? — Я схватил со стола лист. Конечно, мое поведение в обычных условиях я и сам расценил бы как хулиганство и хамство, но только сейчас условия, кажется, были совершенно не те… Вот что я держал в руке! Это был договор на передачу фирменного поезда «Фомич» в собственность «красивеньких». Покупающая сторона, в свою очередь, обязывалась довести наш поезд до Марграда.
— Единственная возможность, — мрачно сказал Иван. — Больше мы ничего не сможем сделать.
— Нет, сможем, — возразил я. — И очень даже сможем!
— Да что же мы сейчас можем? — спросил Степан Матвеевич.
— А вот что, — сказал я и разорвал договор на две части, — и еще вот что, — я разорвал половинки еще и еще.
— Что вы делаете? — изумился Степан Матвеевич. — Ведь это наше единственное спасение!
— Спасение?! Вы посмотрите, что делается в вагоне. Ведь там уже почти все друг с другом перессорились. Возможно, наш поезд и придет к конечной станции согласно этому договору, только нас в нем уже не будет. Это точно.
— Эх, Артем, — недовольно сказал Степан Матвеевич.
— Он детей ворует! — взвизгнул шарикообразный Мотя. — Детей!
Я не обратил на него внимания. Не до него сейчас было.
— Может, действительно, обойдемся сами? — словно сам у себя спросил Иван.
— «Обойдемся», — передразнил его Степан Матвеевич. — Вот уже до чего дообходились сами! Ничего не поймешь уже! А мы все сами хотим сделать…
— И только сами, — настаивал я. — Тем более что договора все равно уже нет.
— Есть, — спокойно возразил «красивенький» в мантии, — есть еще неограниченное количество копий.
— Копии не в счет, — сказал я наобум.
— В счет, в счет, — заверил меня «красивенький». — У нас все в счет.
— Подписывайте! — потребовал Мотя. — Или я сам подпишу!
— Товарищи! — скрипучим голосом сказал седой «красивенький» в мантии, — мы нужны друг другу. Это непреложный факт! Симбиоз, так сказать. Явление в масштабах всей метагалактики. Уж поверьте моему опыту. Но дело сейчас в том, что мы вам нужны больше. Пожалуйста, вот договор. — На столе снова лежал лист бумаги. «Красивенький» осторожно взял перо из рук Степана Матвеевича, обмакнул его в литую чернильницу и вежливо протянул назад.
— Не смейте этого делать! — крикнул я. — Не смейте!
В купе уже набился народ из соседних отделений, да, наверное, и из других вагонов.
Уже давно слышался какой?то шум, какое?то недовольство. И вдруг все прорвалось.
— Подписывайте! — взывал чей?то отчаянный голос. — Подписывайте, и дело с концом!
— Да что нам в этом поезде вечно ехать, что ли?!
— Если никто не может ничего придумать…
— Жара невыносимая!
— Дети ведь с нами едут! Дети! Детей пожалейте!
— Вот детей и пожалейте! — крикнул я. — Подумайте и о детях! Что мы оставим своим детям? Этот договор? Ведь они вырастут, наши дети! Они не простят нам таких действий!
— Если только вырастут, — тихо сказал Иван. Он, кажется, лихорадочно думал, искал выход из этого нелепого и страшного положения.
— Почему вы говорите за всех? — толкнул меня в бок шарикообразный Мотя. — Кто вас уполномочил говорить за всех? Вас судить надо за одно только воровство детей!