Мгновение все молчали. Кучум хрипло, с присвистом, дышал, ноздри его широко раздувались.
Абдулла вдруг коротко, трескуче рассмеялся. Все обернулись к нему, и руки стражей непроизвольно дернулись к рукояткам сабель — но Ничипорук быстро овладел собой.
— Столько лет сидеть на всем этом, — сказал он с горькой усмешкой. — Столько лет сидеть — и искать Аллах знает где!
— Потому что тексты читать надо в подлинниках, — ответил Богдан негромко. — В крайнем случае сопоставлять переводы источников, анализировать. Наука! А вы… «Пророк говорил по-асланiвськи». Подчинили жизнь идеологии — и вот печальный итог.
— Надо немножко смотреть, — неожиданно сказал бек.
— Да!
Он выскользнул из бурки и, прежде чем кто-либо хоть слово успел сказать, с легкостью молодого джигита, держа фонарик в левой руке, скользнул вниз.
Черное отверстие засветилось изнутри белым электрическим светом. Бек молчал. Прошло пять мгновений, десять… Потом что-то напевно зазвенело.
— Ну, как там? — не выдержал Богдан. — Ата, не томи!
— Да-а, — донесся снизу невозмутимый голос достойного Ширмамеда. — Одному Кормимышеву, пожалуй, с переноской не управиться.
Кормимышев не смог сдержать удовлетворенной улыбки.
А потом Кучум, не помня себя, ринулся вслед за беком.
Тут уж все смешалось. Кто за кем падал в отверстие тайника — никогда уже не удалось вспомнить доподлинно. Просто кладоискатели вдруг оказались внизу.
Невозможно описать, что они увидели. Это сверкание, этот мягкий желтый блеск со всех сторон, эти сонмища дробленых радуг на россыпях самоцветов… Голконда, сокровищница Цинь Ши-хуана, пещеры Гохрана…
Богдан удовлетворенно повел головой:
— В текущем году ваш уезд, подданный Кучум, все-таки достроит ветряные электростанции, на которые у вас все не хватало средств. Да и не только станции… — мечтательно добавил народолюбивый минфа.
И вдруг Кучум застонал. Богдан испуганно обернулся к нему, боясь, что тот либо повредился в уме, либо наткнулся на что-либо острое, например, на валявшийся под ногами драгоценный церемониальный доспех, кажется, цельнозолотой, весь в украшенных изумрудами блистающих шипах. Но ничего подобного не произошло. Кучум просто стоял, обводя тайник остекленевшим взглядом, покачивался и отчаянно стонал.
— Что с вами, подданный Кучум? — спросил Богдан.
— Со мной? А с вами — что?! Поймите вы, олух! Это, — бывший начальник уезда остервенело ткнул пальцем в сторону ближайшего сундука, ломящегося от серебряных монет, — это, — он ткнул куда-то дальше, там смутно мерцала груда бриллиантов, вылезшая из огромного кованого ларца, точно тесто из квашни, — это нужно одному! Одному!!
Абдулла кинул на своего старшего сподвижника короткий удивленный взгляд. Похоже, то, что он услышал, оказалось для начальника зиндана унутренных справ сюрпризом.
— Найди я это все здесь, в Ордуси, — хрипло и отрывисто выкрикивал Бей-баба, доведенный видом драгоценностей до умоисступления, — даже найди… Да будь я хоть трижды начальник уезда, хоть четырежды — все пойдет на эти дурацкие ветряки, на скоростные дороги, детские лагеря, на полеты в космос эти ваши научные, шайтан их засунь себе под хвост! Потому что это — награбленное! Хоть двести лет пройди, хоть триста — по вашим законам это награбленное, а значит, принадлежит народу! А у цивилизованных людей — мне все! Они сами то и дело повторяют и хвастают, что все крупнейшие состояния мира возникли путем грабежей! А следующее поколение — уже деловая и культурная элита… Награбленное, ненаграбленное — не я же грабил, я бы только взял! Я ведь потомок его! Я и доказать могу — только ваши законы… Дракусселя потомок, это все мое… И было бы мое, если бы мы успели влиться в общеевропейский дом!! А теперь… Теперь не мое! — в горле у него заклокотало, и он заплакал.
— Е-мое, — ожесточенно шевеля бородой, пробормотал после паузы заслуженный воин-интернационалист. — Да.
«А я думал, они о казне для Отчизны на первое время независимости заботятся, — обладело подумал Баг. — Ай да Горний Старец, милостивый и милосердный… И правда: геть, громадяне! Неужто верно говорят: как худо о людях ни думай — они окажутся еще хуже, — тут он одернул себя.
— Ай да Горний Старец, милостивый и милосердный… И правда: геть, громадяне! Неужто верно говорят: как худо о людях ни думай — они окажутся еще хуже, — тут он одернул себя. — Да ну! Что за несообразные мысли… Вот ведь как вредно для психического здоровья с такими якшаться!»
— Теперь я понимаю, — пристально глядя Кучуму в лицо, негромко проговорил Богдан, — почему мы с вами говорим на разных языках.
А Нечипорук, несколько мгновений с изумленным недоверием вглядывавшийся в Бей-бабу Кучума, отвернулся и громко сплюнул в сердцах.
С минуту все молчали. Постепенно всхлипывания Кучума стали затихать.
— Что делать будем, драг ечи? — нетерпеливо спросил потом Баг. — Я имею в виду — с этими?
И тут молчавший по своему обыкновению бек полуобернулся к Багу и Богдану — и изрек неторопливо:
— В аяте пятьдесят девятом суры «Праздник» сказано: «И если кто захочет сделать отмщение, то — соразмерно тому, за что делается отмщение; но если будет нарушена мера в отношении его, за того заступником будет Аллах, потому что Аллах — извиняющий, прощающий».