Богдан сразу порезался.
«Она уже не моя жена, а его девочка?»
— Аллах керим! Преждерожденная Валери! У вас есть какие-то доказательства?
— Мне доказательства не нужны.
Вы спросили — я ответила. Еще в древности говорили: кому выгодно? Исчезновение гостя выгодно только тоталитарному режиму Ордуси, который во что бы то ни стало пытается разорвать крепнущие связи Асланiва и мировой цивилизации.
«Бедная женщина», — думал Богдан, уняв сочащуюся из пореза на подбородке кровь и полотенцем стирая с лица остатки крема.
Настроение у Богдана и без того было отвратительным, а тут тоска просто схватила за горло. Волей-неволей сразу вспомнилось, как Кова-Леви распускал перед Жанной павлиний хвост, и как она цвела и расцветала в ответ. Соотечественник ведь. Знаменитость. «Может, они просто сбежали? Любовь с первого взгляда, романтический побег вдвоем… — Богдан вздохнул. — Ладно, лишь бы с нею ничего плохого не случилось», — он выключил телевизор и достал трубку телефона.
Вотще.
Выслушав десяток гудков, потом перенабрав и сызнова выслушав десятка полтора, Богдан спрятал трубку и вышел из номера. Он и помыслить не мог, что всего лишь за четыре стены от него, в апартаментах по коридору направо, окнами на проспект, надрывается в сумке Бага без толку лежащая там телефонная трубка!
Проходя через холл, Богдан вдруг остановился. Повернулся и снова подошел к служителю, бдительно дремлющему за стойкой. Тот сразу открыл глаза.
— Скажите, почтеннейший…
— Слушаю, предждерожденный-ага.
— Этот мальчик… что помог мне нести багаж и проводил до номера. Я чем-то его обидел?
Служитель смутился. Громко втянул воздух носом, пряча глаза. Достал носовой платок и тщательно утерся. Было видно, как напряженно ищет он во время всех этих манипуляций хоть какой-то обтекаемый ответ.
— Да нет… Они уси теперь… Что с них узять, с хлопцев-то… — проговорил он наконец, так и не поднимая глаз. — Мы, старики, цену знаем и речам, и газетам. Усего навидались. А этим… шо из телевизора скажут, то и правда. Так вот уж два года, а то и поболе, долдонят, шо Александрия из Асланiва последние соки выжала… А на вас же, преждерожденный-ага, ласкаво извиняйте, аршинными иероглифами написано, шо вы из столицы.
— Понятно, — чуть помедлив, проговорил Богдан. — И кто же это, простите, долдонит?
Служитель опять спрятался в платок. Долго утирался и сморкался. А потом, так и не вынырнув наружу, едва слышно проговорил оттуда:
— Уси.
— Понятно, — сказал Богдан и пошел к выходу, но выйти не успел. Сзади раздался нерешительный голос служителя:
— Преждерожденный-ага! А преждерожденный-ага!
Богдан обернулся.
— Я вас слушаю, почтеннейший…
— Вы, часом, новости по телевизору нонче не смотрели?
Сердце Богдана упало. «Его девочку…»
— Нет, — осторожно сказал он. — А что?
— Ласкаво извиняйте мою назойливость, но… не изволите ли вернуться на пару слов?
— С удовольствием.
— У нас тут вчерась опять человека вбыли, — глядя подошедшему Богдану прямо в глаза, сообщил служитель. — Нонче вот показали сборный портрет душегубца, свидетели постарались… Так ось… То вылитый наш постоялец, шо ночевать-то не пришел. Из ваших, александрийских. Лобо.
Богдан на мгновение прикрыл глаза. Так. Не зря говорил Учитель: «Чем дальше благородный муж углубляется в лес — тем больше вокруг него становится тигров»…
Стало быть, Баг попал в какой-то серьезный переплет…
Служитель молчал и пристально глядел Богдану в глаза.
Богдан на мгновение прикрыл глаза. Так. Не зря говорил Учитель: «Чем дальше благородный муж углубляется в лес — тем больше вокруг него становится тигров»…
Стало быть, Баг попал в какой-то серьезный переплет…
Служитель молчал и пристально глядел Богдану в глаза.
— Надо же, — сказал Богдан.
— В газетах, небось, опять хай подымут: вовсе мол, столичные распоясались, уже и до душегубства дошло… Я подумал: вдруг вам, ласкаво извиняйте, эти сведения впору сойдут. Усе ж таки вы тоже столичный.
— Может, и сойдут, — сказал Богдан и через силу улыбнулся. — Ласкаво рахматуемо, преждерожденный единочаятель служитель.
Служитель смутился.
— Так мы ж завжды… — начал он в ответ, но, не договорив, осекся и только рукой махнул.
Но это было еще не все. Помедлив, служитель спросил совсем тихо:
— Что-то мне не верится, что он душегуб. Что-то мне сдается, у нас тут нонче в одном квартале душегубов больше стало, чем в усей столице. Я вот усе думаю: сообщить мне, чи погодить… Вы не подскажете, шо тут лучше?
Богдан на миг задумался.
— Когда я вошел, вы так сладко подремывали, — осторожно проговорил он.
— Это да, это бывает. Мои года…
— Если б я вас не разбудил, вы бы наверняка не включили сейчас телевизор. Увидали б только вечерний выпуск…
Облегчение изобразилось на широком и добром лице служителя.
— Ось так воно и було, хвала Аллаху, — сказал он.
Багатур Лобо
Квартира Олеженя Фочикяна,
9 день восьмого месяца, средница,
утро
Олежень был чертовски прав: ус действительно отклеился. И теперь держался непонятно как. Произошло это, по всей видимости, когда Фочикян и даос петляли, как зайцы, по ночным дворам. В темноте не мудрено за что-нибудь зацепиться, да и не только усом; хвала Будде, усы были длинные, многолетние, редкие и седые — в общем, какие положено. Баг долго тренировался, прежде чем умение управляться со столь внушительными усами и бровями не сделалось для него вполне естественным. Но вот ночью, перелезая через заборы, ломясь сквозь кусты, или, возможно, уже на водосточной трубе, по которой лезли к Олеженю на балкон, Баг и сам не заметил, как зацепился, а в горячке бегства не обратил внимания на легкий рывок. Да, так, верно, и произошло.