— Вот и получается, — остервенело вертя баранку, подытожил свой рассказ Богдан, — что я ничего еще толком не видел и не уразумел.
— Этот Абдулла будет здесь?
— Думаю, да.
— Интересный человек.
— Неоднозначный, скажем так.
— Значит, что у нас есть? — Бек принялся загибать коричневые сухие пальцы. — Вооруженных много — раз. Окопы и траншеи — два. Цзиньчжи шо ханьхуа — три. Твой друг где-то бродит без связи, на него убийство вешают — четыре. Все?
— Вроде все…
— Ты мужчина или курсистка в парандже? Что такое «вро-де»? Да или нет?
— Нет! — громко и решительно сказал Богдан. — Не все! Пять! Мне покою не дает эта фраза Кучума: я уверен, что вашу жену найдут.
— Хороший человек. Утешить тебя хотел. Обдумывай слова тех, кто тебя огорчил; лелей слова тех, кто дал тебе надежду.
— Это из какой суры? — спросил Богдан, пораженный чеканностью формулировки. Бек шевельнул бородой и честно ответил:
— Это я сам.
Богдан, на миг оторвав одну руку от баранки, показал беку большой палец. Бек приосанился, по-орлиному расправив плечи.
— Понимаешь, ата… Он будто приказ отдал. Прямо при мне, чтобы времени не терять — но чтобы я этого не понял. И Нечипорук тут же козырнул: я вас оставлю, у меня дела — и ушел.
Бек резко, всем корпусом повернулся к Богдану и уставился ему в лицо.
— Так это прозвучало, да?
— Да.
— Так это прозвучало, да?
— Да.
Бек тихонько присвистнул сквозь зубы.
— И через два часа ее нашли, — сказал он.
— Да, — сказал Богдан.
Больше они не разговаривали. Думали.
Возле больницы «Милосердные Яджудж и Маджудж» их уже ожидали. Прямо перед входом стояло две повозки — одна обычная, ордусская, другая — черная иноземная, с эмблемой в виде трехлучевой звезды, вписанной в окружность. «Мерседес» — после некоторого напряжения вспомнил Богдан. «Мерседес» был пуст; на ступенях перед входом стоял человек в черных очках и курил, и Богдан через мгновение узнал Абдуллу. В ордусской повозке кто-то сидел, но сквозь затемненные стекла Богдан не разглядел лица.
Богдан вышел наружу, почтительно помог выйти беку. Абдулла тем временем неторопливо спустился вниз, отбросил окурок. Они обменялись с Богданом рукопожатием.
— Здоровеньки салям, единочаятель Оуянцев-Сю.
— Ассалям здоровеньки, единочаятель Нечипорук. Позвольте представить — это… — Богдан на миг запнулся, а потом жестко закончил: — Отец моей старшей супруги, ургенчский бек Ширмамед Кормибарсов.
Присутствие бека почему-то всегда делало его решительнее. Видимо, добрый пример заразителен. Что с того, что Жанна стесняется, когда ее называют младшей женой? Быть младшей женой она от этого не перестает. А если перестанет — то уж не потому, а по куда более серьезным причинам и мотивам. Можно быть сколь угодно бережным на словах, уважать специфику ее мышления и ее привычек — но на игре в недомолвки ничего не выстроить. Реальность надо либо принимать всем сердцем, либо уходить из нее — но не закрывать на нее глаза в нелепом стремлении и в ней не быть, и другой не искать.
— Очень приятно, — сказал Абдулла, внимательно рассматривая Ширмамеда. Задержался взглядом на орденах и тоже подал ему руку. — Здоровеньки салям.
— Добрый вечер, — бесстрастно ответил бек.
— Рад сообщить вам, еч Богдан, — проговорил Абдулла, — что мы нашли вашу супругу. Я также попросил сюда приехать Мутанаила ибн Зозулю — последнего, кто видел профессора и его спутницу перед тем, как случилась трагедия. Характер трагедии теперь для нас совершенно ясен. В ближайшее время мы наверняка найдем и профессора.
— Что же произошло? — сдержанно спросил Богдан. Ничего он не мог с собой поделать — Абдулла нравился ему. Абдулла и бек были людьми одной закалки, а бека Богдан уважал безгранично.
— Автокатастрофа.
— Ах, вот как…
Бек молчал и только щурился, разглядывая Абдуллу. Абдулла же, после того, как бек ответил на его приветствие подчеркнуто немусульманским образом, словно бы перестал его замечать. Он повернулся к ордусской повозке и слегка махнул рукой; из повозки тут же выскочил длинный и нескладный, по всему видно — крайне расстроенный человек лет сорока пяти или чуть больше, в бледно-зеленой пышной чалме и элегантном черном халате, под коим виднелась неизбежная косоворотка.
«И как им не жарко…» — подумал Богдан.
— Вы хотите сначала повидать супругу, или предпочтете побеседовать со мной и с уважаемым ибн Зозулей? — поинтересовался Абдулла.
— Не знаю… Скажите мне, в каком она состоянии?
— Опасности для жизни нет, и врачи надеются, что в ближайшее время она придет в себя.
Сильное сотрясение мозга. И несколько ушибов. Ее красота не пострадает. — Абдулла чуть раздвинул губы в острой улыбке. Эта улыбка холодно проблеснула на миг — и сразу откатилась в прошлое, словно клинок, который извлекли было из ножен, но тут же вбросили обратно.
— Идемте сначала к ней.
Они вошли в больницу. Длинный семенил следом. Служитель в форменном халате зиндана унутренных справ и белом балахоне, накинутом поверх, дисциплинированно вскочил при их приближении. Абдулла коротко махнул в его сторону пайцзой.
— Позвольте все же познакомить вас, — проговорил Абдулла, когда они оказались в холле. — В палату нас всех не пустят, разумеется… Мутанаил ибн Зозуля, цзюйжэнь (вынужденный произнести это ханьское слово, Абдулла заметно поморщился) истории, генеральный владыка исторической китабларни Асланiва. Срединный помощник, блюдущий добродетельность правления, минфа Богдан Рухович Оуянцев-Сю.