— Вот, значит, как… — медленно произнес генерал. — Светлый Князь… — он замолчал. Молчали и Рат, и Данька. Наконец, генерал разлепил губы, превратившиеся в бледную полоску, и глухо сказал:
— Выходит, у меня с самого начала не было шансов…
Рат молча пожал плечами.
— И кто же, — криво усмехнувшись, спросил генерал, — Жан, Хамид, Дэниел или Всеслав?
Рат тихо ответил:
— Ратибор.
— О-о, — генерал саркастически качнул головой, — сам Ратибор. Надо же… я могу гордиться.
Рат пожал плечами.
— Как хотите.
Лицо генерала вдруг осунулось, и он со злостью прошипел:
— Вам лучше меня убить. Потому что я не прощу. Никогда! Сын… с сыном я уже опоздал, его не изменить. А вот внука… внука я воспитаю в ненависти к вам. И правнука тоже. И когда-нибудь, какой-нибудь мой потомок найдет способ…
Рат отрицательно покачал головой.
— Вам пора возвращаться, генерал. Я знаю, на родине вас ждут не очень приятные события, но… вы это переживете.
— Вы не воспринимаете меня всерьез, — горько сказал генерал, — что ж, это ваше право. Но запомните мои слова: самой большой ошибкой моих врагов было — не воспринимать меня всерьез.
Рат молча кивнул и вскинул правую руку. Из сомкнутой ладони ударил луч. Рат тихо произнес:
— Прощайте, генерал, — и коснулся его лучом. Хлопок. И генерал исчез.
Несколько мгновений Данька смотрел на то место, где еще мгновение назад стоял Артур Александрович, а затем хрипло спросил:
— Рат, то есть, это… прошу прощения, князь Ратибор, а если он и вправду… ну… внука настропалит.
Рат улыбнулся.
— Пусть. И… кстати, можешь по-прежнему называть меня Рат. Даже если ему это удастся, то минет три-четыре поколения, и его потомки изберут Путь. Для тех, кто вырастет с ясным осознанием себя как части Рода и Чести Рода как непреходящей личной ценности — другого пути нет.
Данька медленно кивнул.
В этот момент послышался гулкий топот и из-за поворота вылетели ребята.
— Рат, у нас получилось!
— Все вышло!
— Мы смогли!
В этом гвалте голосов Барабанщица подняла руку, призывая умолкнуть возбужденно-радостные голоса остальных, и, шагнув к Рату, в упор посмотрела на него.
— Это было обязательно?
И все замолчали, оглядываясь по сторонам. Из-за крыш ГУМа, башен Кремля и дальше, из-за куполов Покровского собора тянулись к небу дымы пожарищ. В воздухе висела гарь, вой сирен пожарных машин и карет «скорой помощи» перекрывал все остальные звуки. И ребята один за другим стали с гневом поворачиваться к Рату.
Рат медленно обвел взглядом чадящий горизонт, а затем опустил глаза и тихо произнес:
— Иногда Господь попустительствует тому, что животное овладевает людьми гораздо больше, чем обычно. Дабы люди смогли сами понять, на что способно животное, если позволить ему делать то, что ему хочется. Сейчас у вас именно такое время…
— При чем тут это? — воскликнула Барабанщица. — Это же сделали люди из твоего мира.
Рат грустно улыбнулся.
— А как ты думаешь, смогли бы они сделать это, если бы в вашем мире нельзя было так легко купить почти каждого… Если бы здесь могли ясно видеть — кто друг и кто враг. И знать, что то, чего хочет от тебя твой враг, нельзя делать ни в коем случае. Даже если это кажется тебе самому не менее, а может быть, даже более… выгодным.
Не поэтому ли, Даниил, ты не согласился взять совершенно сумасшедшие для тебя деньги, что почувствовал в том, кто назвался Артуром Александровичем, врага? Причем настоящего, истинного врага.
Ваше время носит у нас имя времени Тьмы.
Ваше время носит у нас имя времени Тьмы. И о нем рассказывается, как о времени, когда люди видели мир в извращенном, зеркальном отображении. Когда воля, честь и чувство собственного достоинства были заклеймены как закомплексованность, замороченность и нетерпимость. А безволие, бездумие и бесцелие — одобрительно назывались терпимостью и толерантностью. Когда во главу угла было поставлено лишь воплощение желания. Желания похудеть, научиться кататься на каком-нибудь сноуборде или заняться дайвингом. Когда почти единственный Путь, который стал доступен для человека, оказался Путь крестьянина. И даже ему следуют очень немногие, предпочитая быть богатым, знаменитым и обладающим максимальными возможностями для удовлетворения своих хотений быдлом… Ты по-прежнему считаешь, что у тебя нет ответа на твой вопрос, Маша?
Барабанщица медленно качнула головой, а затем покосилась по сторонам и, тяжело вздохнув, спросила:
— И… что, ничего нельзя сделать?
Рат задумался.
— Почему же… можно, — он усмехнулся, — генерал действительно дал мне возможность очень сильно вмешаться в ткань вероятностей этого времени. Так что… можно. Только, как вы теперь уже знаете, все имеет свою цену.
Они переглянулись. А потом Данька спросил:
— И какую цену должны заплатить мы?
— Самую большую, — спокойно ответил Рат, — знание, — он сделал паузу и поочередно посмотрел на каждого, а затем продолжил: — Я могу сделать так, что ни я, ни генерал никогда не появимся в этом мире. И потому ничего этого, — он указал рукой на стоящие над горизонтом дымы, — тоже не будет.
— Но ведь тогда исчезнет то, чему ты нас научил? — возмущенно воскликнул Гаджет.