— Ну че встал как истукан, Джавецкий? Садись, — буркнула Барабанщица, но Данька почувствовал в ее голосе нотки гордости. Он послушно сел.
— Ну чего молчишь, Джавецкий? Рассказывай!
Тут Данька возмутился:
— Слушай, Маш, ну чего ты меня все время шпыняешь? Чем я тебе так не нравлюсь? Джавецкий да Джавецкий. Ты можешь со мной по-человечески разговаривать?
— А что у тебя все вечно не как у людей? — огрызнулась девушка, но затем сменила гнев на милость: — Ладно, проехали, давай… Даниил, рассказывай, как твои успехи?
— Никак, — вздохнул Данька, — никаких успехов. Одни сплошные неприятности…
Выслушав его рассказ, Маша какое-то время молчала, задумчиво теребя указательным пальцем кончик носа, а затем категорически заявила:
— Чепуха все.
— Что? — не понял Данька.
— Никакие они не фээсбэшники.
— А номера?
— А с такими номерами сейчас кто ни попадя катается. От депутатов до сутенеров. Куплено ж все… Да и номера эти уже отменили. Так, последыши остались… К тому же, будь они фээсбэшниками, на кой черт им тебе деньги предлагать? Забрали бы просто «в интересах государственной безопасности». Еще пока ты в больнице лежал.
— А если они того… связи отслеживали? — упрямо держался свой куцей версии Данька.
— И много отследили? — ехидно прищурилась Маша, но быстро посерьезнела. — А вот твой бомж мне совсем не нравится.
— Почему?
— Уж больно он все время к месту оказывается. Возможно, пытается втереться в доверие. Усыпить, так сказать, бдительность.
Втереться в доверие… Данька припомнил оба случая, когда бомж его выручил и мотнул головой.
— Не прокатывает. Для того чтобы втереться в доверие и усыпить бдительность, существуют тысячи гораздо более простых и, если честно, более надежных способов.
— Ну и что? — не уступала Маша. — А может, он предпочитает действовать нестандартно? С выдумкой?
— И завалить дело? — хмыкнул Данька.
В этот момент в прихожей вновь раздался звонок. Барабанщица спрыгнула с кровати.
— О, это Гаджет.
От этого известия Данька слегка погрустнел. Они так славно сидели вдвоем…
Но, как выяснилось, это был не один Гаджет. То есть сначала пришел он один. Дверь открыла мама.
— Здравствуй, Боря, — ласково сказала она, чем еще больше испортила Даньке настроение — оказывается, Гаджета в этом доме хорошо знают.
Не успел Гаджет раздеться и буркнуть: «А, Джавецкий, ты уже здесь, а я тебе все трезвоню…» — как вновь зазвенел звонок и в маленькой прихожей появился Лысый, а еще через какое-то время — Кот и Немоляева.
— О, это Гаджет.
От этого известия Данька слегка погрустнел. Они так славно сидели вдвоем…
Но, как выяснилось, это был не один Гаджет. То есть сначала пришел он один. Дверь открыла мама.
— Здравствуй, Боря, — ласково сказала она, чем еще больше испортила Даньке настроение — оказывается, Гаджета в этом доме хорошо знают.
Не успел Гаджет раздеться и буркнуть: «А, Джавецкий, ты уже здесь, а я тебе все трезвоню…» — как вновь зазвенел звонок и в маленькой прихожей появился Лысый, а еще через какое-то время — Кот и Немоляева. Мама снова выглянула в коридор и, качнув головой, спросила:
— Маша, у тебя случайно не помолвка намечается?
— Мама! — округлив глаза, изумилась Барабанщица.
— Да это я так… — вновь мило улыбнулась мама, — на всякий случай, — и снова скрылась в комнате.
Кот усмехнулся.
— Ну и веселая у тебя маман.
Барабанщица тяжело вздохнула.
— Ох уж эти родители… Начиталась какой-то мути, где написано, что со своими детьми надо быть друзьями, вот и старается.
— А отец как? — поинтересовался Кот.
— Ничего, нормальный. Настоящий мужик. Он меня иногда бесит, но зато с ним все просто. Если сказал — будет так, значит, так и будет. Сколько хочешь психуй и бесись — толку никакого.
— Да уж… — неопределенно хмыкнул Гаджет, то ли просто так, то ли что-то вспомнив.
— И чего в этом хорошего? — пожала плечами Немоляева. — Я бы никогда не смогла по струночке ходить.
— Я и не хожу, — пожала плечами Барабанщица, — он, вообще-то добрый и нечасто в мою жизнь вмешивается. Тем более что его и дома-то почти никогда не бывает. Все время по командировкам. Вот сейчас тоже. Только… мы ж еще глупые, — как-то по-особенному серьезно сказала она, — нас же еще частенько заносит. А тормознуть некому. Потому как мы уже завоевали свою самостоятельность и ревностно ее оберегаем. Вот иной раз я знаю, что глупость делаю, но нет… все равно, назло, мол, я так решила — так тому и быть. А потом расхлебываю… А если папка рядом и скажет — «люминь», то тут уже и не забалуешь. Побешусь-побешусь, а потом, наоборот, думаю, как здорово, что он рядышком оказался, а то бы я такого наворотила.
И эти мысли как-то особенно перекликались с теми, что пришли в голову Даньке там, около универа, когда он пытался слинять от тех громил, что у него как-то даже потеплело на душе.
— Да ну, — категорично заявил Гаджет, — чепуха все. Человек должен поступать так, как сам считает нужным. А предков в свою жизнь пускать нечего. Отсталые они, в прошлом веке росли. Ничего в современной жизни не рубят. Я вот своим долго пытался объяснять про всякие гаджеты — так хрен чего поняли. И вообще, человек имеет право на ошибку…