Вам знакомо ощущение гордости, которое испытывает альпинист после покорения снежной вершины, или огромное облегчение спортсмена после марафона? Это сладкое чувство истощения, переходящее в триумф? Именно так чувствуют себя хирурги после успешного завершения сложнейшей семичасовой операции, например удаления поджелудочной железы. Такое специфическое поведенческое отклонение может привести нарушениям профессиональной этики.

— Это очень интересно. Вот что значит теоретическое обоснование.

— А теперь посмотрим на вашу операцию на желчном пузыре. У больной не было никаких признаков воспаления желчного пузыря, удаление его оказалось ненужной и несоответствующей диагнозу операцией, теперь она почти калека с поврежденным желчным протоком.

Одной фразой я сделал заключение и ответил на все его вопросы.

Часть 3. Механизмы правосудия

Глава 17. Игры в подбор кадров

Хирургический резидент похож на гриб: содержится в темноте, питается дерьмом и ожидает роста. И он его получает…

Аноним

Декабрь 1999 года

— Мистер Хуанг, у вас есть какое-нибудь хобби? Хуанг — один из пятидесяти врачей, приглашенных на собеседование из нескольких сотен претендентов на обучение по нашей программе хирургической резидентуры. Из пятидесяти человек мы должны выбрать кандидатов, учитывая их квалификацию и учебное заведение, где они получали медицинское образование. Вайнстоун не желал принимать выпускников неамериканских медицинских университетов.

Мы знакомимся с их оценками на выпускных экзаменах, рекомендациями и, конечно, беседуем с каждым кандидатом. После собеседования обсуждаем устраивающих нас кандидатов, а затем ведется отбор согласно Национальной хирургической системе совместимости. В марте мы узнаем, кто же эти три гения, ставшие резидентами.

— У меня много увлечений, я бегаю трусцой, плаваю с аквалангом, увлекаюсь альпинизмом, люблю велосипед, я повар-гурман. Что еще? Да, играю на акустической гитаре и…

— Прекрасно! — прервал его я. — У вас разнообразные таланты. Вы упоминаете знание языков, что это означает?

— Мне нравятся иностранные языки, я говорю на нескольких.

— А именно?

— На немецком и…

— О’кей, — ответил я, положив документы на стол, и посмотрел ему прямо в глаза — Sagen Sie mir bitte irgendwas auf Deutsch. Sagen Sie mir, warum Sie Chirurg werden moechten.

Он смущенно промолчал.

— Verstehen Sie mich?

— У меня не было практики, — обеспокоенно пробормотал он. — Во время учебы в институте я был три месяца в Мюнхене по обмену студентами. С тех пор много времени пролетело.

— Действительно…

Мы двинулись дальше в том направлении, которое он сам избрал.

— Мистер Хуанг, у вас хорошие рекомендации. Вы упоминаете о работе волонтером в клинике для больных СПИДом в Пуэрто-Рико, чем вы там занимались?

— Это было на летних каникулах, один из видов поддержки нищего населения, болеющего СПИДом, диагностика и лечение. Кроме того, хорошая практика для моего испанского.

«Так же. как для немецкого», — подумал я.

— Можете ли вы назвать мне несколько осложнений СПИДа?

— Инфекции…

— Кто платит за все ваши увлечения и международное волонтерство? Я вижу, вы даже участвовали в проекте по борьбе с алкоголизмом в Финляндии.

— За все платят мои родители.

— Они очень щедры! Скажите мне, есть ли в вашей семье врачи?

Исследования показывают, что дети докторов становятся лучшими резидентами. Многие сыновья хирургов становятся превосходными хирургическими резидентами. Семейственность? Почему бы и нет, ведь мы хотим воспитать хирургов, а не трусливых полудебильных переростков, какими бы культурными они себя не считали.

— У моих родителей китайский ресторан в Преории.

— Где это?

— Штат Иллинойс, час или чуть больше от Чикаго. Я смотрел на этого высокого, красивого, ухоженного молодого китайца и думал о его несчастных родителях, день и ночь горбатившихся в крошечном китайском ресторанчике ради того, чтобы их замечательный сын мог упомянуть в своем резюме о работе в Непале по специальности «высокогорная медицина».

Такие кандидаты производят впечатление чрезвычайно раздутыми и пространными автобиографиями, в них они представляются одержимыми схоластиками и общественными деятелями, но меня всегда удивляет, какими обыкновенными и скучными они становятся позднее. Сыновья иммигрантов из Бангладеш или Вьетнама, еврейские девочки из Бруклина, атлеты из Бостона, сияющие белыми улыбками. Все они говорят одинаково, с большим количеством «люблю делать» в середине предложения. Их навязчивая идея стать хирургами представляется мне жалкой. Обязательно ли быть парапланеристом, чтобы стать хорошим резидентом? Я уверен, многие из этих мультиодаренных людей после бессонных месяцев дежурств будут выглядеть как зомби, забыв про свои таланты. Дайте мне простого умного мальчика, который на летних каникулах помогает своему отцу на ферме, и я сделаю из него приличного хирурга.

Хуанг сидел на краешке стула, уставившись на меня преданным взглядом. Я задал ему мой привычный заключительный вопрос:

— Что вы читаете помимо медицинской литературы?

— Я читал, но теперь в медицинской школе так мало времени…

Так многие из них говорят, они не читают, а значит, не думают. Разве нам нужны обученные автоматизированные хирургические машины?