— Манцур бессовестно доит «Медикэр», это очевидно. Например, если он делает шунтирование с синтетическим трансплантатом, счет выставляет на венозный. Больше денег, намного больше денег. В «Медикэр» есть специальный отдел борьбы с мошенничеством — им это понравится!
— Сэм, может быть, анонимный донос не устраивает аристократов из ОНПМД? Тебе надо позвонить им и назначить личную встречу.
— Лицом к лицу?
— Да, если ты хочешь погубить Манцура.
— Списки, Марк, мне нужны твои списки, это серьезные документы
— Хорошо, я принесу их тебе. Сэм схватил меня.
— Отлично. Мы избавим госпиталь от терминаторов. Запомни, встречаемся здесь. Где и когда я получу твои списки?
— Завтра, Сэм, в десять утра приходи сюда.
— Все, пошел, а ты выжди несколько минут после меня.
Сэм вошел в роль разведчика на чужой территории. Его предосторожности были излишни, но если это подпитывало его боевой дух, то пожалуйста. Я даже позволил бы ему слоняться по госпиталю в длинном плаще под музыку из «Розовой пантеры».
— До завтра…
На досуге я просматривал старый выпуск «Ланцета» и обратил внимание на одно высказывание, напечатанное курсивом в конце первой страницы: «Врачи должны избегать шарлатанства. Медицина — неточная наука и дает широкие возможности для шарлатанства». Так считал Чалмерз Да Коста, великий хирург из Филадельфии. Сотня лет прошла, а он по-прежнему прав. Удастся ли Сэму остановить Манцура? И что мне делать с Сорки?
Махмуд Сорки явился в аудиторию в восемь пятнадцать. М&М конференция была уже в полном разгаре. Кивнул Радецки, приступившему к разбору его операции, записался в список присутствующих и занял место в последнем ряду, шумно приветствуя соседей, чтобы каждый знал — прибыл могущественный Сорки. Надев очки, он стал искать в распечатанной программе первый случай. Это был пациент, которого Сорки увел у меня. Простая операция, приведшая к смерти. К сожалению, это стало очевидным для всех только сейчас.
Радецки читал, не обращая внимания на величественное появление Сорки:
— После повторной гастрэктомии у пациента продолжалось отделение свежей крови по назогастральному зонду, что потребовало переливания восьми пакетов крови в течение послеоперационной ночи для поддержания гемодинамической стабильности. Показатели свертываемости крови больного на этой стадий были еще в пределах нормы, поэтому на четвертый день пребывания в стационаре пациент был снова взят в операционную и подвергнут тотальной гастрэктомии с механическим У-образным эзофагоеюнальным анастомозом…
— Доктор Радецки, — прервал доклад Вайнстоун, он в этот день председательствовал на конференции. — Пожалуйста, опишите особенности третьей операции.
С верхнего ряда Вайнстоун казался совсем маленьким, и еще больше походил на хомяка в очках.
— В основном те же особенности, что и на предыдущей операции — раздутая излившейся кровью культя желудка, — ответил Радецки и завершил презентацию: — Пациент был возвращен в отделение интенсивной терапии в состоянии гипотермии, ацидоза и анурии. Четыре часа спустя у него произошла остановка сердца, сердечно-легочная реанимация была безуспешна.
Обычно Сорки не слишком волновался и был уверен в себе во время разборов его осложнений, но сейчас кое-что изменилось. Он почувствовал напряжение и странную пустоту в животе. Неужели он боится?
— Будут ли комментарии от отделения? Кто сделал бы что-нибудь иначе? — спросил Вайнстоун.
Он не замечал моей поднятой руки.
«Вот как, — подумал Сорки, — Вайнстоун хочет спустить обсуждение на тормозах. Это хорошо». Сорки расслабился, преодолев страх. Он заметил, что Вайнстоун игнорирует меня, и засчитал очки в свою пользу.
Вайнстоун оглядел зал, снова притворяясь, что не видит меня.
— Присутствует ли здесь доктор Хоури? Ах да, вижу. Вы исследовали гистологический препарат?
— Я получила несколько препаратов этого пациента. В первом было два блуждающих нерва, подтверждающих выполнение полной ваготомии. С первой, второй и третьей операций я получила части желудка, которые при исследовании макропрепарата и при микроскопии демонстрировали эрозивный гастрит.
Сорки мог только благодарить Хоури за такие выводы.
Десять лет назад руководитель отдела патологии хотел уволить ее якобы за профессиональную непригодность. Сорки и Манцур вместо этого избавились от ее руководителя. Вспомнив этот эпизод, Сорки улыбнулся про себя. С тех пор она стала его преданным другом, она всегда умело подгоняла свой патологический диагноз под его клинический.
— Доктор Сорки, это был ваш пациент. Вы будете комментировать? — спросил Вайнстоун.
Происходящее было вполне понятно каждому присутствующему.
Сорки встал. Как всегда невозмутимый, он обратился к публике, не взглянув на председателя. Голос его звучал громко и уверенно, в конце концов он возглавлял Медицинское правление.
— Это был очень тяжелый случай, и весьма огорчительный, как большинство из вас заметили, очень огорчительный, — он откашлялся, запнувшись. — Операции чрезвычайно трудоемкие, три большие лапаротомии. Как подтвердила доктор Хоури, пациент страдал от тяжелого эрозивного гастрита, слизистая желудка выглядела как влажная губка, — Сорки остановился, причмокивая губами, — влажная губка, которая сильно кровоточила. Частичная гастрэктомия, затем субтотальная, а он продолжал кровить. В результате мы были вынуждены удалить желудок целиком — довольно героическое решение, как все вы понимаете. Я хочу поздравить доктора Радецки за превосходное представление этого чрезвычайно сложного случая.