Вайнстоун остановил меня:
— Не говори так громко! — он указал на закрытую дверь, пропустив мимо ушей мою грубость.
— Разумеется, ты продолжишь обучение резидентов. Но, учитывая мнение Манцура и Сорки, мне сейчас нужно, чтобы ты успокоился. Держи рот на замке, случаи Манцура не должны выноситься на обсуждение каждую неделю, это плохо влияет на его имидж.
— У Манцура слишком много осложнений и смертей, в моем списке более пятидесяти его случаев ожидают своей очереди, пока мы разбираем их, появятся новые.
— А зачем так спешить? Представляй их один раз в месяц.
— Мы не управимся до следующего столетия.
— Покажи мне список, он у тебя? — Вайнстоун взял список и быстро просмотрел его.
— Нет нужды представлять все его мелкие осложнения, — заявил он, подумав.
Краешком глаза я видел, как Бахус и Чаудри переглянулись. Хороший совет проигнорировать «мелкие осложнения». Если уж «мелкое осложнение» выносилось на М&М конференцию, значит, оно этого заслуживало. Вряд ли мне удастся что-либо отсеять из списка Манцура.
— Марк, — продолжал Вайнстоун, не обращая внимания на мое молчание, — я же не указываю тебе конкретно, какой случай представлять, а какой нет. Но дай ему передышку, он нам нужен!
Я решил перевести разговор и напомнить ему о подвигах Сорки.
— Доктор Вайнстоун, вы уже слышали о последнем осложнении у доктора Сорки? Он украл у меня больного во время операции.
Кажется, он смутно представлял, чем все закончилось.
— Сорки не учел вероятности кровотечения из двенадцатиперстной кишки и без ее обследования выполнил почти полную резекцию желудка за две отдельные операции. В результате пациент умер.
Вайнстоун укоризненно посмотрел на меня через толстые стекла очков.
— Марк, подожди и послушай меня. Я говорил тебе раньше и скажу снова, они работают здесь многие годы, мы ничего не можем пока сделать. Если реально смотреть на вещи, Манцур очень влиятельный человек, без его поддержки нам будет сложно работать и сохранять благосостояние отделения.
Все сводится к деньгам, нам всем нужны деньги, черт возьми, я не был настолько наивен и понимал, как нужны отделению деньги.
— Ты плохо знаешь Манцура, он джентльмен и разумный человек. Сорки—животное, я согласен, но и с ним мы должны установить рабочие взаимоотношения. Манцур расстроился после вчерашней конференции, он пришел ко мне, глубоко оскорбленный твоими комментариями: «Я устраиваю Зохару прибавку к зарплате, а он так со мной обращается».
— Прибавку в десять тысяч долларов? — фыркнул я. — Великое дело, мне обещали ее давным-давно.
Вайнстоун на мгновение задумался.
— Только Манцуру удалось убедить Ховарда повысить тебе зарплату, он сейчас вице-председатель. Перестань чернить его и Сорки перед резидентами, ты считаешь их своими друзьями, но они слишком много болтают.
— Доктор Вайнстоун, неужели вы не понимаете, что хирургическая практика Манцура ничуть не лучше, чем у Сорки? Может быть, даже хуже! Вы прекрасно видите, что здесь творится. Я чувствовал, что Сорки убьет мистера Пеллегрино, с таким же успехом семья могла пригласить гробовщика!
— Марк! — Вайнстоун повысил голос, от гнева его лицо стало пунцовым. — Теперь ты все перемешал. Сорки, а не Манцур, забрал у тебя пациента, согласись и не путай их. Твои коллеги могут не так понять причины, из-за которых ты нападаешь на Манцура, они не уверены, что твои намерения совершенно чистые. Как председатель отделения я не могу оставить это без внимания, я должен оставаться беспристрастным. Пойми меня правильно, все мы люди.
На мгновение в комнате повисла тишина. Меня разозлило его предположение о низких намерениях моего поведения.
— Доктор Вайнстоун, вы хотите сказать, что я выступаю против них ради личной выгоды. Вы знаете, что это не так.
— Я говорю не о себе, надо учитывать, как это выглядит со стороны. Неважно, что люди слышат, важно, чему они хотят верить, у каждого своя правда. Вчерашнее утро многих заставило задуматься. Ты подрываешь все мои усилия, прекрати публично критиковать Сорки и Манцура, иначе я больше не смогу тебя защищать. Ты останешься в одиночестве.
— Тогда кому-нибудь со стороны придется остановить этих мясников.
— Полное безумие! — Вайнстоун подскочил.
Бахус и Чаудри удивленно уставились на него, они впервые видели, как он выходит из себя.
— Это самоубийство! Ты погубишь себя и нас заодно, в таких войнах не бывает победителей.
— Вы слепы!
— Прекрати, Марк, — попытался вмешаться Башир, — с председателем так не разговаривают.
Со стороны им было видно, как мы оба обостряем проблему, а не решаем ее. Они понимали это, поскольку не воспринимали все так остро. Я же сильно горячился, этот спор задевал меня лично.
Выйдя из кабинета, я продолжал злиться на Вайнстоуна и на самого себя. Так я ничего не добьюсь, мне не следует быть таким опрометчивым, если сражаешься с системой, нужно искать союзников. Нельзя ссориться с Вайнстоуном. Стратегия и тактика, буду хитрым, буду гибким.
В раздумьях я стоял у лифта, всматриваясь в гладкую металлическую поверхность — пассивное бесстрастное зеркало. Я закрыл глаза и вспомнил: мистер Поттс позвонил сегодня в последний раз.