Жизнь ничего не значит за зеленой стеной: записки врача

— Как вы думаете, какой будет судьба Манцура?

— Это невозможно предсказать, я думаю, его дело будет направлено на слушание, а о возможных результатах я уже говорил. Сколько ему лет?

— Почти семьдесят.

— Как он себя чувствует сейчас?

— Наверно, ему не по себе.

— Скорее всего мы предложим ему последний вариант — добровольно сдать лицензию, на этом он сэкономит большую сумму.

Кардуччи посмотрел на часы.

— Вы хотели сообщить мне еще что-то? — Кивком головы он попросил миссис Томпсон выйти из комнаты.

Я рассказал ему кое-что о Сорки и передал некоторые документы, мы обсудили возможные связи Сорки и Манцура с их сторонниками.

— Сорки председатель, а Манцур вице-председатель Медицинского правления госпиталя, у них в руках власть.

— Я читал в газете, что ваш госпиталь включен в список десяти лучших госпиталей Нью-Йорка, — вспомнил Кардуччи. — Скажите, Вайнстоун прежде работал в госпитале Джуиш-Айленд и получил несколько миллионов за свою отставку, не так ли?

— Да.

— Вайнстоун предлагает нам Сорки, чтобы отвести угрозу от Манцура, между ними какая-то особая связь. Ваш заслуженный председатель хочет расправиться с Сорки и пощадить Манцура, не правда ли?

В ответ я кивнул, Кардуччи сделал правильный вывод.

— Так нельзя. Передайте ему, если он печется о высоком качестве хирургической службы и желает торжества правосудия, ему следует относиться к обоим одинаково. Сейчас он сидит на двух стульях, а это нехорошо.

— Я согласен.

Было уже поздно, когда я вышел на улицу и потерялся в толпе, спешащей по домам. Наконец-то я перешел Рубикон и подал первый гудок к отправлению терминаторов… По пути к станции я зашел в ирландский бар и угостил себя по этому поводу бокалом пива.

* * *

На Четвертой авеню сегодня многолюдно. В это время дня Парк-Ридж оживает благодаря яппи и становится немного похож на Манхэттен.

В госпитале я прошел в экстренное приемное отделение, там меня ждала пациентка с «острым животом». Радецки внес больную в список для экстренной операции, и я отправился в свой кабинет.

Ко мне зашел резидент Дэйв Джакобс, высокий, белокурый, с ровными чертами лица и глубокими синими глазами. Очень талантливый парень, хотя наши шеф-резиденты часто жаловались на его легкомыслие и злоупотребление ночной жизнью. Тем не менее Дэйв мне нравился, моя дверь для него всегда была открыта.

— Доктор Зохар, я вас ищу!

Он показался мне расстроенным.

— Мы можем поговорить?

— В чем дело?

— Мы только что закончили операцию с Сорки, он выполнил удаление узла из молочной железы у девятилетней девочки!

— Что?!

В моей голове что-то щелкнуло.

— Ты меня разыгрываешь… Речь идет об удалении опухоли молочной железы у ребенка?

— Доктор Зохар, — начал Дэйв, — девочка — дочь секретарши Сорки. Майк Силверштейн попросил меня заменить его и помочь Сорки на операции. Когда я вошел в операционную, девочка была уже под наркозом. Я спросил у Сорки: «Что вы собираетесь делать, сколько лет этому ребенку?» Он ответил: «Девочка девяти лет с опухолью молочной железы, мы собираемся удалить опухоль, чтобы исключить рак молочной железы». Вероятность рака молочной железы в этом возрасте ничтожна, я говорил ему об этом. Но он сделал разрез, захватил опухолевидное образование зажимом Кохера, взял скальпель и был готов отрезать грудь одним махом. Я сказал ему: «Слушайте, доктор Сорки, почему бы не взять только часть для биопсии?» И он удалил половину.

Мне представилась молочная железа этой девочки нераспустившимся бутоном, безжалостно разрезанным напополам. У меня было всего несколько минут.

— Дэйв, он сумасшедший! Он удалил половину нормальной груди у бедной девочки и изуродовал ее навсегда. Ты помог сохранить ей другую половину груди, поздравляю!

Я хлопнул его по плечу.

— Сорки, чертов маньяк, совершенно неконтролируемый. Есть только один способ остановить его.

— Надеюсь, вы знаете этот способ? — осторожно спросил Дэйв.

— Возьми блокнот, — сказал я, выходя из кабинета, — и все запиши, потом передай мне.

Глава 13. Списки

Mы uдeм нa onepaцuю нe кaк в meamp, картинную галерею или концертный зал — не для развлечений и наслаждения. Мы готовимся к мученьям и увечьям, стремясь избежать худшего… У экспертов, веря заверениям которых мы идем на этот yжaс и сmpaдaнuя, нe мoжem быmь дpyгux uнmepeсoв кpoмe нaшux сoбсmвeнныx, oни дoлжны пoдxодumь к нaм с noнuманuем и сочувствием.

Джордж Бернард Шоу (1856–1950)

Июль 1999 года

ТОЛЬКО хирурги ВИДЯТ, как быстро может распространиться болезнь и как медленно она отступает, как легко ухудшается состояние больного и как трудно бороться за его выздоровление… В понедельник утром меня вызвал резидент из отделения интенсивной терапии:

— Спуститесь к нам, пожалуйста, ваш больной пришел в себя.

Стремительно спустившись вниз, я обнаружил мистера О’Нейла сидящим в прикроватном кресле, длинный гофрированный шланг-воздуховод соединял трахеостому с аппаратом искусственного дыхания. Увидев меня, одна из сестер сказала:

— Боб, посмотри-ка кто здесь, это же твой доктор! Мне казалось, что он меня не узнает после стольких сильнодействующих снотворных и обезболивающих средств, но он поднял голову и улыбнулся мне, показав жестом подойти ближе. Я подошел и наклонился, неожиданно он обхватил меня за шею, притянул поближе и прошептал еле слышно, одними губами: «Спасибо».

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104