— Да, наслышан.
И он в подробностях начал рассказывать мне всю историю.
* * *
На следующий день Башир Бахус встречал меня в дверях моего кабинета.
— Привет, Марк, ты уже поел?
— Нет, — признался я. — В животе урчит уже полчаса, словно в кегельбане. А что?
— Мы хотим взять тебя с собой на хумус.
— Вообще-то я приношу завтрак с собой, — показал я на маленький пластмассовый контейнер с ежедневной порцией моркови, сельдерея и орехов кэшью. — И кто это мы?
— Салман и я.
Салман и Башир редко выходили на ланч, видно, хотят поговорить со мной или, вернее, Вайнстоун хочет.
— Почему бы нет? Ваша кухня может улучшить мое настроение.
— Замечательно! Я знал, что ты не откажешься от хумуса.
В свои тридцать пять лет Башир был высок и крепко сложен и безусловно привлекал женщин. Холостяк с годовым доходом от трех сотен грандов, спортивным «БМВ» и домом на Холме, Башир обладал прекрасным чувством юмора и хорошо подвешенным языком. Он был армянином, получил медицинское образование в Риме и обучался хирургии в Парк-госпитале в период, когда клиника была под сапогом Манцура и Сорки. С появлением Вайнстоуна непредубежденный Башир не задумываясь присягнул новому лорду, за что был вознагражден и начал руководить отделением интенсивной терапии, ставшим источником приличного и устойчивого дохода. Меня Вайнстоун завербовал два года спустя. Позже Башир рассказывал мне, что первое время был со мной настороже, но заметив мою лояльность и нежелание лезть на чужую территорию, стал одним из моих немногих друзей в госпитале.
— Пойдем, Чаудри присоединится к нам в «Фатиме». «Фатима» — дешевый ближневосточный ресторанчик в небогатой части Парк-Риджа. Обстановка состоит из нескольких деревянных столов с шаткими стульями и большой стойки с огромным холодильником, на белых стенах висят рекламные плакаты иорданских авиалиний. Я обожаю эту простоту, любой, кто знает Ближний Восток, понимает: чем скромнее ресторан, тем лучше будет хумус.
Когда мы начали изучать меню, появился Салман Чаудри.
— Привет, парни! — ухмыльнулся Чаудри, показав подчерными усами слегка торчащие зубы, на его коренастой фигуре плотно сидел повседневный темный костюм, который он носил летом и зимой.
Чаудри был бангладешским мусульманином, обучался хирургии тоже при старом режиме, но заканчивал резидентуру уже при Вайнстоуне. Талантливый хирург, проницательный бизнесмен с яркой индивидуальностью, он быстро развил свою частную практику и стал ключевой фигурой в госпитале, сделавшись персональным советником Вайнстоуна в делах отделения. Мы были приятелями.
— Что будем пить? Пиво? — спросил Башир.
— Мне диетическую колу, — ответил Чаудри, отказывавшийся от алкоголя как истый мусульманин.
— Под хумус лучше всего холодное пиво, но у меня грыжа в два часа, пожалуй, возьму мятный чай, — решил я. — Закажем большое блюдо с разной смесью?
Бахус сделал заказ на арабском владелице ресторанчика Фатиме, женщине довольно крупного телосложения.
— Надеюсь, ты попросил ее подогреть лепешки? — напомнил я. — Она даже понимает твой арабский? Разве она не палестинка?
— Нет, она из Иордании.
— Это не одно и то же? — смутился я, задав глупый вопрос.
— Вы, израильтяне, ничего не знаете насчет арабов и региона, где живете. Вы просто инородные тела, — съязвил Бахус
— Мир, мир! — призвал Чаудри. — Еда на подходе, я такой голодный, давайте поедим, а потом поговорим.
Бахус отломил кусок лепешки, обмакнул в масло и отправил в рот.
— Неплохо, Фатима знает, как готовить приличный хумус. Я положил горку хумуса на свою тарелку, щедро полил оливковым маслом из маленькой бутылки и проглотил сочный кусок лепешки.
— Шесть из десяти по шкале хумуса, — сказал я, — он должен буквально плавать в оливковом масле.
— Я бы дал восемь баллов, — промычал с набитым ртом Чаудри.
— Что поедатели карри из Бангладеш понимают в хумусе? — поддел его Башир. — Лучший хумус в мире я ел в Дамаске, на старом рынке — девять из десяти!
— Мы мусульмане и почти арабы, — парировал Чаудри. Я раскусил маслину и заявил:
— Лучший в мире хумус готовят и подают в Абу Шукри, на Виа Долороса, сразу после Наблусских ворот, в старой части Иерусалима.
Чаудри методично уничтожал высокую груду голубцов из виноградных листьев, политых тахинным соусом.
— Марк, ты, вероятно, догадываешься, почему мы пригласили тебя на ланч. Мы с Баширом твои друзья, мы просим тебя не посылать письмо Сорки.
— Вот как, почему?
— Потому что никто бы не стал этого делать. Сорки с друзьями правят в этом госпитале, и если ты хочешь сохранить работу и остаться здесь, оставь свою затею.
Бахус глотнул чаю и поморщился:
— Это не мята, а какой-то местный мусор. — Он поводил языком во рту, избавляясь от привкуса. — Слушай, Марк, мыс Чаудри местная продукция, нас учила эта гвардия, и мы видим их насквозь. Основа мощи Сорки и Манцура находится высоко. Сорки персональный хирург Ховарда, он удалил ему желчный пузырь год назад. Вице-президент Фарбштейн тоже под влиянием Сорки и Манцура. Вспомни про Совет попечителей. На его заседаниях сидит Манцур, представляя весь наш госпиталь. Медицинский исполнительный комитет также находится у них в руках. Руководители терапии, кардиологии, онкологии, рентгенологии, педиатрии — это их люди. У всех краткосрочные контракты, продлеваемые только с одобрения всемогущего Медицинского правления.