— Внимание! — сказал Мазур тихонько.
— Что? — встрепенулся Вундеркинд. Дремавший в углу Куманек моментально ожил и, повинуясь жесту Мазура, шмыгнул бесшумно в соседнюю комнату, чтобы в темпе сыграть там подъем.
— Она идет к нашему крылечку, — сказал Мазур. — Та, из соседнего домика. Второй пока не видно. Одна. Подозрительных предметов при ней не усматриваю.
Вундеркинд с непроницаемым лицом опустил руку на пояс, где под пестрой рубашкой у него, понятное дело, был заткнут за пояс пистоль с глушителем. Через несколько секунд в дверь громко, бесцеремонно постучали.
Они обменялись взглядами. Мазур встал, пошел открывать. Мимоходом взял со стола откупоренную бутылку, набрал в рот старки и брызнул на рубашку для запаха, мысленно передернувшись от такого кощунства.
Едва он приоткрыл легонькую дверь, девушка с длинными светлыми волосами энергично протиснулась мимо него в комнату. Пока она шла, Мазур, разумеется, три раза мог бы сломать ей лебединую шейку или прикончить каким-нибудь другим, не менее молниеносным и эффективным способом, — но спешка в таких делах ни к чему.
Она присвистнула, углядев натюрморт на столе, помотала головой и безмятежно произнесла по-английски:
— Ну вы даете… Основательно, — спохватилась. — Эй, а вы по-английски-то понимаете? А то жил тут до вас такой… Непонятно кто. Ни на одном человеческом языке не толковал… но по заднице хлопать порывался.
— Понимаем, — сказал Мазур. — И даже говорим иногда.
На ней были белоснежные шортики и легкомысленно завязанная узлом на загорелом пузике пестрая рубашка, весьма аппетитно распахнутая. Вся она была загорелая, вертлявая и симпатичная, как чертенок, даже убивать жалко, если что, не дай бог.
— Точно, говорите… Вы кто? А то, я слышала, песню пели на каком-то экзотическом наречии…
— Поляки, — сказал Мазур доброжелательно. — Польша — это, как бы вам объяснить… Если выехать из Парижа и держать все время на восток, никуда не сворачивая…
— Я студентка, — чуточку обиделась она, — университета. Так что примерно представляю, где ваша Польша… Возле Германии, а? Я имею в виду, возле красной.
— Точно, — сказал Мазур.
Она засунула ладошки в тесные карманы шортов и, покачиваясь с пятки на носок, с любопытством оглядывала комнату. Из соседней вернулся Куманек, гостеприимно кивнул и уселся на прежнее место. Судя по его виду, в соседнем кубрике в темпе сыграли побудку. Жить этой киске, ежели что, оставались секунды…
— Точно поляки?
— Не сойти мне с этого места, — сказал Мазур, перекрестившись на католический манер, как и следовало приличному поляку. — Я — Юзеф, это вот Рышард, — показал он на Вундеркинда, — а там, в углу — Янек. Можем паспорта показать.
— Зачем? Я же не полицейский… — сказала она, ухмыляясь во весь рот. — Поляки? Здорово. Экзотично, я имею в виду. А я — Джоанна, только не зовите меня ни Джо, ни Анна, я этого терпеть не могу. Канада, Квебек.
Выговор у нее, и в самом деле, был специфически канадский… или какой-то спец грамотно поставил ей именно канадский выговор, как Мазуру когда-то ставили австралийский. Могло быть и так, и этак. Верить в их положении нельзя никому и ничему.
— А остальные где? — спросила она, озираясь с детской непосредственностью. — Мы в окно видели, вас много было…
— Спят, — сказал Мазур. — Утомились в дороге.
Могло быть и так, и этак. Верить в их положении нельзя никому и ничему.
— А остальные где? — спросила она, озираясь с детской непосредственностью. — Мы в окно видели, вас много было…
— Спят, — сказал Мазур. — Утомились в дороге.
— Ага, понимаю… — Она смешливо окинула взглядом натюрморт на столе. — Я поляков мало встречала, но анекдотов про них наслушалась… Парни, вы не гомики, а?
— Бог миловал, — сказал Мазур с искренним омерзением. — С чего вы взяли?
— Сидите тут взаперти и хлещете это ваше пойло с непроизносимыми названиями… А как же насчет того, чтобы жизнь прожигать на экзотическом курорте?
— Такая уж у нас национальная традиция, — сказал Мазур непринужденно. — Когда приезжаем на новое место, следует непременно выпить как следует, иначе счастья не будет. Вы хоть и из Канады, но, судя по имени, из англичан? Вот и прекрасно, что мне вам объяснять? Сами должны понимать, Джоанна, какая упрямая и цепкая штука — национальные традиции…
— Ага, понятно… А они что, по-английски совсем не понимают? Эти двое, я имею в виду? Сидят, как истуканчики.
— Почти не понимают, — сказал Мазур. — Я тут самый способный к языкам, отмечу без ложной скромности.
— Ну да, язычок у вас подвешен… — кивнула незваная гостья не без подначки.
Время шло, а она так и торчала посреди комнаты, не чувствуя ни малейшей неловкости, — то ли скучающая кукла, живая и непосредственная до ужаса, то ли… С ходу не определишь, пока не грянули события.
— Слушайте, э… Джузеф… А вы, часом, не разбираетесь во всякой бытовой технике? У меня в домике вентилятор барахлит, то вертится, то замрет, а жара такая, что никакого спасу…
— Ну, вообще-то… — осторожно произнес Мазур.
— Да разбираетесь, сразу видно! Вон вы какой… основательный. Не зайдете ко мне посмотреть, что с ним?
Мазур еще осторожнее сказал:
— Здесь же наверняка есть специальные люди…
— Да ничего они не умеют, научена горьким опытом! Только и знают, что чаевые сшибать за каждый чих! Нет, правда, не посмотрите? Может, там и дел-то на пару минут?
Момент настал щекотливейший. Весьма даже не исключено, что их начали растаскивать. Или возжелали взять языка, под благовидным предлогом выманить к соседям, а там уже от спецназовцев не продохнуть, по всем шкафам затаились, под потолком висят, люстрами прикинувшись…
Мазур оглянулся на Вундеркинда. Тот после мгновенного колебания едва заметно кивнул. Ах, ты ж сволочь, ласково подумал Мазур. Прекрасно понимаешь, что это — великолепная проверочка. Если там засада, то никакой неопределенности не останется, пойдут события, вот и не останется никакой неопределенности. А впрочем, я на его месте рассуждал бы точно так же, живца послал бы, не моргнув глазом — что поделать, служба такая…
Выходя следом за шустрой девицей, он вынул из-под ремня пистолет и, не глядя, швырнул его Куманьку, заранее зная, что тот поймает. Судя по отсутствию стука об пол, так и произошло. Пистолет ему пока что без надобности. Если в соседнем домике засада, то, во-первых, от них пистолетом не отобьешься, во-вторых, у засады и без того достаточно будет при себе стволов, которые можно в темпе национализировать, а в-третьих, без единой улики на теле есть шанс дурку гнать какое-то время.
Не голова у него сейчас была, а сплошная вычислительная машина, быстродействующая, не имевшая ничего общего с обычным человеческим мозгом.